Последние отзывы

  38  

«Нет, мой любимый, никогда. Ни за что». Вот что она тогда ему сказала, и карие глаза ее лучились любовью. «Никогда, любимый. Никогда».

Словно окаменев, Клей долго сидел неподвижно; он не шевелился до тех пор, пока все не разошлись, и только потом, вытащив нежный белый цветок из лацкана форменного кителя, положил его на могилу матери.

– До свидания, мама, – сказал он и, сморгнув слезы, поднял голову: – Прощай, Мемфис!

Затем Клей повернулся и пошел прочь. Он направился прямо на пристань, сел на речной пароход и поклялся никогда больше не возвращаться сюда.

Когда Мэри Эллен вернулась в громадный особняк Лоутонов в сопровождении мужа, ей больше всего хотелось побыть одной, но Дэниел, как назло, потащился следом за ней в спальню.

– Я думала немного отдохнуть. – Мэри произнесла это в надежде, что он поймет, но Дэниел истолковал ее слова иначе.

– Отличная мысль. – Он многозначительно ухмыльнулся.

– Дэниел, прошу тебя... – Мэри старалась говорить спокойно, – у меня болит голова и...

– Я знаю, как вылечить твою головную боль. – Дэниел снял темный сюртук и стал развязывать серый шейный платок.

Сняв бархатную шляпку, Мэри Эллен попробовала урезонить его:

– Я не понимаю, о чем ты.

– Не понимаешь? Сейчас я тебе объясню. Клей Найт – вот кто виноват в твоей головной боли. Ты снова его увидела и теперь хочешь...

– Перестань. – Мэри Эллен передернула плечами. – Это же просто смешно. – Она пригладила волосы, примятые шляпкой.

Быстро подойдя к ней, Дэниел схватил ее за предплечья:

– Ты моя жена, Мэри Эллен, и не забывай об этом. – Он встряхнул ее: – Я выбью у тебя из головы даже память об этом сыне портнихи. – Слегка приподняв ее, Дэниел смачно поцеловал жену в губы, а потом за пару минут раздел и бросил на кровать. Мэри Эллен закрыла глаза, дожидаясь, пока он заберется на нее, а потом открыла их и повернула голову к фарфоровым часам на каминной полке и начала обратный отсчет. Надо было досчитать до ста пятидесяти, и тогда Лоутон кончит. Эта практика – отсчитывать время – вошла у нее в привычку, и она чувствовала себя отчасти виноватой перед ним за свое равнодушие к акту любви.

Как ни странно, Мэри Эллен почти все время испытывала чувство вины перед мужем. Она считала себя виноватой уже потому, что вышла за Лоутона без любви, а затем так и не научилась любить его, не привязалась к нему. Снедаемая чувством вины, она в самом начале решила стать ему хорошей женой и даже пыталась получать удовольствие, когда он занимался с ней любовью, но из этого у нее ничего не вышло. Тогда-то она и приобрела привычку отсчитывать минуты в ожидании, пока все это закончится.

Однако сегодня Мэри Эллен потеряла счет секундам, предавшись воспоминаниям о том февральском дне, когда они с Клеем в первый раз поцеловались в летней беседке. Она и до сих пор ощущала губами гладкость его губ, щекой чувствовала его теплое дыхание. То был сладчайший, невиннейший из поцелуев.

После того как они поцеловались несколько раз, Клей сказал:

– Ты моя отныне и навсегда, ты в моем сердце. Ничьи губы не должны целовать тебя, кроме моих, ничьи руки не должны тебя обнимать, кроме моих...

– О-о, – в экстазе простонал Дэниел, и видение сразу исчезло.

Весной 1852 года Клейтон Террел Найт окончил Военно-морскую академию в Аннаполисе. Впереди его ждала карьера морского офицера длиною в жизнь, как у его деда по материнской линии коммодора Клейтона Л. Тайгарта.

В качестве поощрения за успехи Клейтону дали право самому выбирать назначение, и он попросил отправить его в Западные Штаты, на другой конец страны, однако даже там командование Тихоокеанского флота разыскало его.

В двадцать два года Клейтон уже был поразительно красивым мужчиной; долгие часы физических тренировок вкупе со здоровым аппетитом изменили его внешность. В академию он поступал высоким худым мальчишкой, а на выпуске превратился в худощавого и мускулистого, отлично сложенного красавца со скульптурно вылепленными плечами, твердым, как камень, животом и сильными, с красиво прорисованными мышцами ногами. Лицо его, как и тело, изменилось за время пребывания в Аннаполисе, все следы былой открытости и детской восторженности пропали. Теперь он выглядел так, как должен выглядеть уверенный в себе взрослый мужчина, отлично знающий жизнь. Как это часто бывает, яркая внешность, уверенность в себе и граничащая с цинизмом ироничность делали Клея в глазах женщин настоящим героем. При этом он никогда сам не искал женского общества и не прикладывал ни малейших усилий к тому, чтобы завоевать сердце какой-нибудь красавицы, но женщины сами так и липли к нему. Его загадочные гипнотические серебристо-серые глаза заставляли трепетать сердца милых дам, само его присутствие пробуждало в женских головках нескромные мысли.

  38