– Я пока не могу ответить на его чувства, но, надеюсь, что в один прекрасный день это произойдет. Фрэнсис удивительный человек.
Герберт как будто лишился власти над собой, словно впал в безумие. Из его груди вырвался странный полудикий смех, в глазах слегка потемнело.
– Да, он как раз то, что тебе нужно. Желаю вам огромного счастья. Не забудьте пригласить на свадьбу. Впрочем, не надо. – Грубости и колкости лезли из него против воли. Но ему было плевать, он сейчас чувствовал себя человеком, терять которому больше нечего. – Прийти я все равно не смогу.
– Почему? – негромко и как будто с испугом в голосе спросила Дебора.
Герберт опять засмеялся и, не ответив, вдруг задал ей тот самый вопрос, которым мучился с роковой ночи.
– Скажи: почему ты тогда решилась на это? – спросил он, глядя на нее в упор в припадке отчаяния.
Дебора даже немного подалась назад и ошеломленно расширила глаза.
– На что решилась? – спросила она, хоть Герберт и почувствовал, что ей все понятно.
– В ту ночь, когда я напился, помнишь? – не сводя с нее пламенного взгляда, произнес Герберт. – Мы занимались любовью… Почему ты пошла на это?
У Деборы сильнее побледнели, потом вдруг запылали щеки. Она долго молчала, как будто на время разучившись говорить, потом вымолвила, глядя в землю перед собой:
– Я думала, ты почти ничего не помнишь…
– Нет, помню! – в необъяснимом озлоблении воскликнул Герберт. – Скажешь, тебе просто стало меня очень жаль? – Он неожиданно придвинулся к ней и схватил ее за руку. Дебора вздрогнула, но руки не вырвала. – Я не поверю! – почти выкрикнул Герберт. – Ни за что не поверю, будто только из сострадания ты способна пойти с мужчиной на близость. Слишком хорошо я тебя знаю!
Дебора бросила на него быстрый, испуганный взгляд, но в следующую же секунду стала вдруг сдержанной и строгой и высвободила руку.
– Не понимаю, с какой стати ты устроил этот допрос, – проговорила она, слегка хмурясь.
– Все переменилось у нас с тобой именно с той ночи, Деб, – почти прошептал Герберт.
Дебора вдруг сильнее сдвинула брови и чуть ли не с гневом выпалила:
– Ошибаешься! То, что произошло между нами, ничего не значит, все дело в…
– Ничего не значит? – перебил ее Герберт, чувствуя, что в душе угасла последняя капля надежды. – Тогда нам больше не о чем разговаривать. Все действительно кончено.
– Что кончено? – растерянно пробормотала Дебора. – Ты считаешь, нам вообще надо порвать отношения? Но почему?
– Общаться перестала со мной ты, Деб, – сказал Герберт, ощущая внутри убийственную пустоту.
– Только на время, я ведь объяснила. Мы теперь взрослые люди, Герберт, и не можем дружить, как прежде, то есть общаться каждый вечер, проводить друг с другом практически все свободное время…
– Да, ты права, – отрешенно ответил Герберт. – Отныне мы не будем посвящать друг другу много времени, а может, вообще больше никогда не увидимся. – Он встал со скамьи и заходил туда-сюда по гравиевой дорожке. Закапал мелкий противный дождь, но ни Дебора, ни Герберт не обратили на него ни малейшего внимания.
– В каком смысле?.. – упавшим голосом произнесла она. – Как это «больше никогда»?
– Я уезжаю из Вашингтона, – сообщил Герберт, засовывая руки в карманы джинсов. – В Хьюстон, там наш филиал.
– Когда?
– Сегодня. Самолет ровно через два часа. – Он внезапно остановился и взглянул на подругу.
В ее потемневших глазах светился ужас.
– А как… Фиона? Вы уезжаете вместе? – спросила Дебора тем же слабым голосом.
При упоминании о Фионе Герберту сделалось тошно. Сколько ошибок он из-за нее наделал, как непростительно и чудовищно заблуждался! Впрочем, винить в этом следовало одного себя.
– Фиона, естественно, остается здесь. Точнее, я о ней в последнее время ничего не знаю.
Дебора покачала головой.
– Не понимаю… Я думала, у вас все получилось, отчасти поэтому не появлялась тут, даже задумала переехать. Чтобы, не дай бог, не вызвать ее ревности.
Герберт невесело рассмеялся.
– Ревность ты в ней, как ни удивительно, вызвала. На вечеринке, она сама мне в тот же день призналась. Я даже немного обрадовался: в конце концов, я мучил себя и тебя не из-за беспросветной тупицы.
– Беспросветной тупицы? – Дебора изогнула бровь. – Это ты Фиону так называешь?
Герберт усмехнулся.
– А тебе она показалась умной? Только честно?
– Н-нет. Но… Я считала, ты не видишь в ней этого недостатка, потому что ослеплен любовью.