Последние отзывы

  59  

Онемевшая от ужаса, сраженная этим последним подлым ударом, она подчинилась. Она уедет вечером, не дожидаясь возвращения своего деверя, графа Штокау, который отправился в Майерлинг около полудня. Но бедная женщина переоценила свои силы. Почувствовав себя крайне плохо, она вынуждена была выйти из поезда в Рейфлинге, где и провела ночь. Утром следующего дня, в четверг 31 января, вернулась в Вену, где граф Штокау рассказал ей все, что узнал в Майерлинге. Принц и Мария умерли от двух револьверных ран; нельзя было и вообразить, что Мария убила принца. Все говорило за то, что, напротив, Рудольф сначала застрелил Марию, а потом пустил себе пулю в висок. Как бы то ни было, графу не позволили войти в замок и увезти тело племянницы.

Лишь позже стало понятным возмутительное поведение чиновника, посланного Хофбургом. Там опасались, что мадам Ветцера сама отправится в Майерлинг требовать останки дочери. Было решено заставить ее покинуть Вену в тот же день. Мы видели, как высокий чиновник выполнил свою презренную миссию. Хотелось бы верить, что он один ответственен за то, каким способом ее осуществил.

Между тем, мадам Ветцера продолжала ждать из Хофбурга позволения похоронить дочь. Как и император, она была верующей, как и он, желала церковного отпевания Марии. Кто позаботился о ее бедном ребенке? Чьи руки обрядили ее в последний путь? Кто был рядом с ней в пустом замке? Эти вопросы, остававшиеся без ответа, разрывали ей сердце.

После полудня граф Штокау вернулся с поручением от императора. У него было письмо наследного принца, обращенное к баронессе. Перед прочтением она должна была дать слово вернуть письмо графу, который возвратит его императору.

Дав обещание, она получила конверт. Только адрес был написан рукой принца. В конверте она обнаружила три письма от Марии, датированные 29 января: одно – для матери, два других – для брата и сестры.

В первом говорилось:

„Дорогая мама, прости меня за то, что я сделала… Я не могу сопротивляться любви… Хочу быть похороненной рядом с ним на кладбище в Алланде… Я счастливее в смерти, чем в жизни“.

Сестре она писала:

„Мы с радостью отправляемся в иной, таинственный мир. Думай иногда обо мне. Будь счастлива и выходи замуж только по любви. Я не могла этого сделать и, будучи не в силах сопротивляться любви, ухожу вместе с ним.

Мария.

Не плачь, я полна радости. Здесь чудесно, и все напоминает Шварцау. Вспомни о линии жизни моей ладони. Еще раз прощай. 13 января^[8] каждого года приноси цветы на мою могилу“.

В письме брату Мария писала:

„Дорогой брат, прощай. Я буду молиться за тебя в другом мире, так как очень люблю тебя. Твоя верная сестра“.

Прочитав последние слова, написанные дочерью, баронесса Ветцера отослала письма императору. Спустя час они были возвращены ей через графа Штокау, теперь она могла их хранить. Императрица также прислала ей от имени Рудольфа фотографию Майерлинга; окна комнаты, которую занимали Мария и принц, были помечены чернильными крестами. Наконец граф Штокау получил распоряжение отправиться в Майерлинг и похоронить Марию на кладбище недалеко от Хейлигенкройца, принадлежащем монастырю того же названия. Мать усопшей должна была уполномочить его на эти действия. Монастырской службе были отданы необходимые распоряжения, касающиеся похорон. Мадам Ветцера строго запретили присутствовать при погребении, которое должно было состояться ночью и втайне. Жесткие инструкции Хофбурга запрещали графу привести с собой гроб и саван. Его также обязали ехать из Майерлинга в Хейлигенкройц в простой карете, которую он должен был взять в Вене. Ни один священник не смел сопровождать его. Гроб и саван были приготовлены в морге монастырского кладбища. Там же ожидал его и высокопоставленный комиссар полиции.

Беспричинная жестокость этих рассказов стала для мадам Ветцера тягостным испытанием. Но она понимала, что не смогла бы вынести напряжение и ужас подобного путешествия, и потому предоставила графу Штокау требуемые полномочия. Тот отправился в дорогу вместе со своим деверем, бароном Александром Балтацци.

Поздним вечером дяди Марии добрались до замка. На их звонок никто не ответил. Они ждали уже полчаса, когда из Вены прибыла еще одна карета с придворным советником Слатиным, представляющим гофмаршала двора, и личным врачом императора профессором Аухенталером, которые добились, чтобы им открыли дверь.

  59