Артюша пришел на кухню, и мы наконец поздоровались как следует – обнялись и похлопали друг друга по спине.
Я заварила липовый чай и протянула ему чашку. Артюша устало обрушился на подушки у стены (да, на кухне мебели тоже не было – подушки, низкий китайский столик, мольберт у окна) и стал пить мелкими глотками, по-купечески вздыхая и фыркая.
– Э, кабан, а девушке отнести?
– Да спит она.
Я кивнула, села на маленький брезентовый стульчик у мольберта, положила на колени планшет и занялась делом. Захочет – сам расскажет.
Артюша допил чай. Налил себе еще. Закурил. Помолчал.
– Сбежали мы. Там такое началось, когда Майка ко мне ушла… Ты не представляешь. П…ц и мракобесие. Майкина мама истерила каждый день, проклинала ее, шлюхой обзывала. Ну, я, понятно, наркоман и неформал. А Леха – весь в белом. А Майка – шлюха и дура к тому же. Лехина мама подкарауливала ее у парадного, хватала за руки, плакала, умоляла вернуться. Леха собирался меня убить.
– Леха?!
– Прикинь, Леха.
– А ты чего?
– Ну, я, понимаешь, не хотел его трогать. Ну… понимаешь, не хотел. Но мне пришлось. Он меня чуть не придушил, напрыгнул сзади, как ягуар. Только он драться совсем не умеет. П…ц, в общем, апокалипсис сегодня. И все еще… Это ж какая радость для тусовки – сплетни, расспросы, чё-как… Майка… Ну, ты знаешь Майку… Она думает, что всем кругом должна… Майка ходила как под градом камней. Только дергалась. Совсем они ее извели, а виноват, выходит, я, понимаешь? Ну, я и вспомнил про тебя. И решил как ты – сбежать, увезти ее оттуда, а то она плачет ночью, думает, что я не слышу, а я дурак, что ли?
– Ты не дурак, ты – молодец.
– Ага. Только непонятно, что тут делать…
– А в училище не хотите поступить? Раз уж вы как я?
– Ты, Гло, заработалась совсем. Зима на дворе. До экзаменов – как до Киева раком…
– Есть подготовительные курсы. Такая платная услуга. Они, правда, с месяцок назад начались, но вписаться можно, потому что за деньги. И поступление, типа, гарантировано.
– Вот денег-то у нас и не до фига…
– Возьми в банке.
– ???
– Встань и возьми в банке, в жестяной, вон, на полке стоит. Там их полно.
– Гло, откуда у тебя деньги? Ты же транжира страшная…
– Так зима. Зимой их тратить лень, да и некуда, а я, ты же знаешь, параноик – собачку кормить, за квартиру платить, вот и зарабатываю… По инерции. Халтуры есть, наши как раз сейчас какой-то детский садик расписывают, вы тоже можете, кстати. Давай, ей, главное, без дела нельзя сидеть, а то будет думать-думать-думать о всяком дерьме и совсем перегорит. Завтра в училище сходите, запишитесь на курсы, живите пока тут, я у пацанов спальников наберу, совьем уютное гнездо разврата, и все нормально будет.
Артем и Майка записались на подготовительные курсы, сняли квартиру – недалеко от меня, буквально через дом.
Летом они благополучно поступили, Артем – на живописное, Майка – на оформительское (да, это сейчас дизайнер – друг человека, а тогда были художники-оформители, низшая каста, но Майка хотела именно туда, ей нравилось изобретать упаковки для пельменей и писать шрифты).
Майка была очень талантливой и умела учиться, она сразу стала отличницей и гордостью курса, с Артемом обстояло хуже, он был из тех, кто интересуется только «спецами» (предметы по специальности – живопись, рисунок, композиция), а остальное прогуливает, но таких было довольно, и мастера их часто прикрывали.
Мастер Артюше попался из «дедушек». Была у нас группа преподов, мальчишки за семьдесят, все бывшие фронтовики, люди по большей части несгибаемые, бескомпромиссные и упрямые.
Артюшин же Василь Платонович был еще и фанатичным украинским националистом, носил значок с жовто-блакитним прапором на лацкане и читал свой курс на «мове».
Артем тоже был изрядным упрямцем, кроме того, пожалуй, ему просто не надо было больше учиться, в отличие от меня. Он был вполне состоявшимся художником к тому времени, ему следовало работать самостоятельно, а не «под руководством».
И с мастером они, казалось, не сошлись.
Василь Платонович, сухонький старикашка, в усах, как у Тарасика, с бандитским ястребиным носом, останавливался позади Артюши, когда тот писа́л, и некоторое время молча раздражался, покачиваясь с пятки на носок. Потом не выдерживал.
– Шо ти робиш? Ну шо ти мастиш? Хiба воно тут так? Га?
– Так, – спокойно отвечал Артюша.
– Нi, не так! – Василь Платонович оттаскивал Артюшу цепкой лапкой от холста, выхватывал кисть, ловко смешивал на палитре краски и тянулся поправить.