— Рождество!?
Удовольствие, которое Абигейл получала от вкусного бульона, исчезло в одно мгновение. Она отставила чашку в сторону и спросила:
— Какое сегодня число?
— Двадцать третье декабря. Завтра — канун Рождества, — с невозмутимым видом сообщил Ник.
— Не может быть! Моя мать с ума сойдет — ведь я должна была приехать домой еще два дня назад! Мне надо позвонить.
— Боюсь, ничего не получится. — Он задержал на ней испытующий, почти жесткий взгляд и спокойным голосом пояснил: — Телефонные линии вышли из строя еще три дня назад, когда уже начались сбои в системе энергоснабжения. К счастью, мне удалось связаться с врачом до того, как все это случилось. Последний звонок в коттедж перед повреждением линии был от Криса. Он позвонил буквально через несколько минут после твоего обморока и сообщил, — Ник криво улыбнулся, — что дал мне неточное описание автомобиля Элоиз. Он был в жутком состоянии и забыл, что в конце той недели она приобрела новую машину. Но после Криса уже никто не звонил. Телефон вырубился полностью. По всей вероятности, линии до сих пор еще не восстановлены.
Для Абигейл это было уже слишком. Сначала она поверила лживым утверждениям Ника о том, что в коттедже нет телефона, и поэтому не могла позвонить домой. А когда телефон обнаружился, оказалось, что стихия вывела его из строя. Все по закону подлости! Она представила, как сейчас ее мать, охваченная тревогой, не находит себе места в пустом доме, и на глазах у нее тотчас выступили слезы. Но она тут же смахнула их, чтобы Ник ничего не заметил, и, повернувшись к нему, сказала:
— Ты знаешь, куда я направлялась, когда со мной произошла эта авария? Я ехала домой! Мама ожидала меня в пятницу вечером, но поскольку я не объявилась, она, конечно, стала звонить мне в Калгари. Мой телефон, разумеется, молчал. Тогда бедная мама наверняка позвонила Брайану. Но тот тоже не знает, где я! И теперь она будет сходить с ума, совершенно не представляя, что могло со мной случиться.
— Я позвонил ей, — лаконично успокоил ее Ник. — Когда после разговора с врачом стало ясно, что ты отсюда выберешься не сразу, я порылся в твоей сумке и нашел в записной книжке адрес родителей. Матери я объяснил, что ты находишься в безопасном месте, у меня.
— Ты позвонил маме! — Она облегченно вздохнула, мокрые глаза засветились радостью. — Но это же прекрасно! Спасибо, Ник, огромное спасибо!
Она откинула одеяло, приподнялась с подушек, обвила руками его шею и чмокнула в щеку. От неожиданного всплеска ее эмоций он замер, голубые глаза уставились на нее в недоумении и легком замешательстве. А когда она уже готова была опять опуститься на подушки, он вдруг словно очнулся, схватил ее в охапку и впился губами в губы, ставшие вмиг податливыми и чувственными.
В тот же миг существо Абигейл, казалось, расщепилось на две половинки. Первая прореагировала на неистовый поцелуй Ника самым положительным образом, она ощутила блаженство. Реакция второй оказалась, весьма, отрицательной. Эта пуританская половинка гневно взбунтовалась против жгучего сексуального желания, вспыхнувшего в Абигейл вследствие бесконтрольных действий едва знакомого мужчины.
Победила первая половинка. Абигейл прильнула к Нику всем телом, когда почувствовала, как его горячий язык, раздвинув ее губы, скользнул между зубами и переплелся с ее языком, трепещущим и жарким. И теперь именно она старалась сильнее прижать его к своему телу, и именно она, обхватив его голову руками, все сильнее и глубже впивалась своим ненасытным ртом в его рот.
Их тела вжимались друг в друга так плотно, что она стала ощущать жар и твердость его мужской плоти, тершейся о ее бедро. Надетая на ней светло-голубая тенниска задралась почти до низа живота, и жадные мужские руки могли свободно скользить по упругим ягодицам, бедрам, дерзко касаться входа во влажную долину, поросшую курчавым кустарником.
Прошло еще несколько мгновений, и из самой глубины ее груди стали вырываться хрипловатые стоны — для мужчины, это было сигналом продолжать делать с ней то, что он делал, только еще раскованнее. Вскоре его прикосновения разбудили в ней, неизвестно откуда взявшееся, бесстыдство, и она стала сладострастно извиваться, выгибаться и тереться всей долиной любви о вздыбившийся хребет его мужского естества. Несмотря на предельное возбуждение, Ник не спешил, продлевая радость взаимного познания. Его руки оставили измученный сладострастием холмик и вкрадчиво заскользили вверх, к острым кончикам двух жаждущих ласки пригорков, оттопыривших мягкую ткань голубой рубашки... Но вдруг все мгновенно оборвалось, прекратилось. Он отпрянул от нее так же внезапно, как несколько минут назад схватил ее в объятия.