Голова Абигейл была запрокинута назад, глаза закрыты, все тело пылало и требовало незамедлительного удовлетворения бушевавшего в нем дикого, всепоглощающего желания. Ее горячие пальцы скользнули под широкий кожаный ремень, опоясывавший его талию, скрылись под толстым свитером, и, пробравшись сквозь густые волосы на груди, коснулись твердых сосков...
Ладонь Абигейл уловила сильное биение его сердца, а когда она гибко, почти по-кошачьи изогнулась и коснулась низом живота его возбужденной плоти, пульс Ника подскочил сразу на несколько делений.
— Мне кажется, мы будем чувствовать себя удобнее в другой комнате, - пробормотал он, с трудом оторвавшись от ее губ.
— Ты прав.
Абигейл обхватила руками его крепкую шею, и Ник подхватил ее на руки и понес в соседнюю комнату. Перед тем, как ее тело коснулось мягкого дивана, она успела заметить в углу комнаты камин, сооруженный в викторианском стиле, и большие кресла, накрытые роскошными бархатными покрывалами.
— Так тебе лучше? — спросил он, задыхаясь так, будто только что завершил бег на длинную дистанцию.
— Намного лучше, — ответила она и, блаженно ощутив на себе тяжесть мужского тела, удовлетворенно улыбнулась.
— Теперь мне, возможно, удастся поцеловать тебя гак, чтобы тебе это понравилось. Открой-ка ротик...
Абигейл покорно приоткрыла рот, и он тут же вонзил в него кинжал — острый, горячий, упругий язык, который тотчас стал исполнять неистовый танец, знакомый всем страстным любовникам: это были движения, имитировавшие роль мужчины в сексуальном акте. Эта игра до предела возбудила Абигейл, ее тело начало неистово двигаться под мужчиной, в такт движениям его языка. А Ник все глубже вжимал ее в диван, и их разгоряченные тела все сильнее утопали друг в друге.
— Ты слишком тепло одет, — пробормотала она и начала нетерпеливо стягивать с него свитер цвета морской волны.
— На тебе тоже много лишнего...
— Ты так думаешь? — Она подалась низом живота вверх и уперлась в его твердую мужскую плоть. — Да, я чувствую, что в этом платье мне слишком тесно.
— Я могу помочь тебе освободиться от него.
Одним рывком он стянул с нее красное бархатное платье, а заодно — рубашку и лифчик. Вторым рывком, Ник стянул с себя свитер и придавил своей твердой волосатой грудью нежные полушария ее грудей. Абигейл сделала резкий вдох и нежно вонзила ноготки в его лопатки.
— Ты такая горячая, такая страстная, в тебе столько темперамента... — шептал он, целуя ее жаркие плечи и литые белые груди.
Его сильный, влажный язык начал ласкать ее затвердевший сосок, и она, с трепетным придыханием, зашептала ему в самое ухо:
— О Боже!.. Еще! Ну, целуй же! Сильнее, грубее! Зацелуй всю меня!..
Тело Абигейл дрожало, низ живота сам собой приподнимался навстречу его телу... Когда пальцы мужской руки сжали ее грудь, она почувствовала, будто между ног у нее ударил электрический разряд, а колени автоматически раздвинулись в стороны.
— Не останавливайся! — молила она. — Обними меня всю! Трогай меня везде!..
— Я и не собираюсь останавливаться.
Теперь на Абигейл оставались только трусики и чулки. Руки Ника скользнули вниз, и она, автоматически, приподнялась, чтобы помочь ему до конца раздеть ее. Но когда его пальцы проникли уже под шелк ее трусиков, где-то в комнате, вдруг, раздался громкий удар настенных часов, и от этого неожиданного звука Абигейл вскрикнула и рванулась в сторону.
— О Боже, но ведь ты уже полностью готова для меня! Ты вся такая влажная... там! — Ник стал целовать свои пальцы, которые только что вытащил из-под ее трусиков. — Я знаю, что взять тебя один раз будет для меня недостаточно. Я захочу тебя снова. И потом еще. И еще...
Он снова запустил ладонь под шелк и жадно обхватил жаркий, кудрявый холмик, который тотчас вздрогнул, раскрылся и стал истекать тягучей, теплой влагой.
— И еще, — сиплым, дрожащим голосом повторила она почти в беспамятстве. — Голова Абигейл шла кругом, глаза застлал туман, но ее голос вместе с ударами часов продолжал автоматически отсчитывать цифры: — Шесть... Семь...
— И потом еще, — повторил вслед за ней Ник. — И еще...
— Восемь... Девять...
Девять! Последний удар часов пронзил ее мозг, как острая игла, и пламя страсти потухло в ней в мгновение ока.
Девять часов! Да ведь она... Ведь она обещала... О Боже, что же с ней творится?