– Кто этот человек? – тихо спросила Катрин. – Что он сделал?
– Ничего! Или почти ничего! Это Этьен по прозвищу Кабрета,[14] наш костоправ, славный малый, хоть и немного простоват. Говорят, он слегка колдун, потому что умеет заговаривать кровь и знает все целебные травы. А больше всего он любит встречать полнолуние, играя на своей кабрете… Валет велел ему вылечить одного из своих раненых солдат, но тот умер. Тогда они взялись за бедного Этьена, и начались его мучения. Это было в тот день, когда замок…
Сатурнен осекся, быстро взглянув на Катрин, но молодая женщина не повела и бровью.
– Продолжай! – коротко сказала она.
– Солдаты измывались над ним как хотели, а потом провозгласили королем Карнавала и увенчали картонной короной… Вы знаете, в старые добрые времена у нас всегда короновали чучело Карнавала и сжигали в канун Великого поста. Вот они и решили сжечь несчастного Этьена вместо чучела!
Подталкивая крестьян пиками, солдаты гнали толпу к южным воротам, ведущим в долину реки Ло. Этьена уже вели на цепях под низкими каменными сводами. Сзади шел Валет, волоча за собой бедного старого аббата. Монахи, сопровождавшие прелата, сильными грубыми голосами пели Miserere. Вместе с карнавальной песней это создавало жуткую какофонию и усиливало впечатление кошмара. Катрин была на грани обморока и держалась на ногах только благодаря старику Сатурнену, который вел ее осторожно и бережно, взяв под руку и не давая споткнуться о неровные камни улицы. Люди, сбившиеся в кучу, толкались, и Катрин казалось, что это ведут на убой стадо баранов.
У ворот началась настоящая давка, но наконец толпу выпихнули на широкое поле, обсаженное каштанами. Посреди него возвышался столб, вокруг которого были сложены дрова и вязанки хвороста. Несчастного Этьена с его жалкой короной уже возвели на костер и приковали к столбу. Больные ноги отказались служить горбуну, и он тяжело обвис на цепях. Голова его свесилась на грудь, так что спутанные волосы почти касались пояса. Он рыдал в голос, сотрясаясь всем телом. Катрин чувствовала, что в горле у нее застрял комок, невыносимая жалость разрывала сердце. Как ни вопил Валет, оскорбительная песня во славу Карнавала смолкла, и крестьяне в ужасе смотрели на приготовления к казни.
Катрин побледнела как смерть. Огромные вязанки хвороста… люди, обрекающие на страшные муки живое существо… Это видение преследовало ее со времени трагедии в Руане. Будто наяву она увидела Жанну, стоящую в пламени у столба… Вспомнила костер, разложенный во дворе замка Шантосе, который, к счастью, так и не дождался Сару…
– Клянусь кишками папы! – орал Валет, выхватив меч и делая круговые движения над головой. – Пойте! А ты, палач, делай свое дело!
Перед костром возник человек в дырявой кожаной безрукавке, с бритой головой и в маске. В мускулистых руках он держал факел. Дав пламени разгореться на ветру, он наклонился, чтобы поджечь хворост, но в этот момент что-то просвистело в воздухе, и палач с хриплым стоном опрокинулся навзничь. Стрела, пущенная с вершины одного из каштанов, пронзила ему горло.
Песня, которую вновь затянули крестьяне, оборвалась на полуслове. Глаза Валета округлились от изумления. Катрин повернулась к Сатурнену, но бальи Монсальви уже исчез… Толпа взревела от радости. Катрин увидела, как стоящий рядом высокий белокурый парень раскрыл рот, а затем крикнул восторженно:
– Небо и земля! Это монсеньор Арно! Хвала тебе, Господи!
В самом деле, из-за каштанов, уходящих вниз к долине реки, показался величественный всадник с обнаженным мечом в одной руке и со щитом в другой. Сердце Катрин забилось от радости и гордости. Кто может сравниться с Арно по красоте и благородству, сквозившим в каждом его жесте? В трех шагах сзади ехали Готье и Фортюна, торжественно выпрямившись и застыв в седлах, как подобает конюшим знатного вельможи. Монсальви неторопливо приблизился к костру, поднял забрало шлема и, указав на бедного Этьена мечом, негромко произнес:
– Мартен, отвязать!
Белокурый парень, стоявший возле Катрин, бросился исполнять приказ, не обращая внимания на вопль Валета:
– Убейте его!
Один из лучников натянул тетиву, но выстрелить не успел. Еще одна стрела, пущенная с каштана, пригвоздила его к земле, а Мартен тем временем, взобравшись на костер, сбивал цепи с несчастного колдуна, который на сей раз лишился чувств. Под рукоплескания толпы крестьянин снес его вниз на руках.