Особенно,... 
13 
Этот период стал истинным кошмаром для Плектруды, которая слишком хорошо знала, как случай может изменить судьбу. К счастью, слава гения летела впереди нее: экзаменатор, выслушав се бессмысленный ответ, заключал, что девочка, вероятно, мыслит иными категориями, и прощал очевидные глупости. Или же спрашивал, на чем она основывает свои выводы, и невнятные разглагольствования Плектруды крайне его озадачивали. Она легко научилась изображать речь сверходаренного ребенка. Например, заканчивала очередную бессмысленную тираду простодушным: «Но это же очевидно!»
Для учителей и экзаменаторов это было совсем не очевидно. Но они предпочитали не позориться и помалкивать, выводя этой странной ученице свое nihil obstat. [3]
Однако сама девочка, была она гениальной или нет, жила лишь одной страстью – балетом.
Чем старше она становилась, тем больше восхищала педагогов виртуозной техникой и грацией, уверенностью и свободой движений, красотой и трагическим духом танца, точностью и смелым порывом.
Но главное, сразу чувствовалось, что она счастлива, несказанно счастлива, что она ликует, отдавая себя великой стихии танца. Как будто душа ее только этого и ждала с начала времен. Арабеск освобождал ее от какой-то необъяснимой внутренней скованности.
К тому же в ней ясно угадывалось артистическое начало: ее талант расцветал еще ярче в присутствии публики, и чем внимательнее зрители следили за маленькой балериной, тем выразительнее она танцевала.
И наконец, она обладала еще одним чудесным даром – гибкостью, которой не теряла никогда. Плектруда как была, так и осталась необычайно худенькой и плоской, точно фигуры египетских барельефов. Ее воздушная легкость бросала вызов закону земного притяжения.
И по-прежнему все педагоги, не сговариваясь, твердили в один голос:
– У нее глаза балерины.
Иногда Клеманс с опаской думала, что над колыбелью ее дочки склонилось слишком уж много фей: как бы боги не прогневались на их семью.
К счастью, ее дочери хорошо ладили друг с дружкой. Плектруда никак не посягала на успехи сестер: Никель была первой в классе по естествознанию и физкультуре, Беатриса отличалась большими способностями к математике и истории. Может быть, поэтому младшая из неосознанной деликатности отставала именно по этим предметам, даже по гимнастике, где ее балетные навыки ничуть ей не помогали.
Дени мысленно уже разделил между дочерьми земное царство и каждой отдал ее долю: «Николь будет ученой и гимнасткой, а, может, чем черт не шутит, даже и космонавтом. Беатриса – прирожденный исследователь, у нее голова нашпигована цифрами и фактами; она займется исторической статистикой. Ну а Плектруда, артистическая натура с потрясающей харизмой, станет балериной или политическим деятелем, а может, тем и другим сразу».
И он завершал свои прогнозы взрывом смеха, в котором звучала нешуточная гордость. Девочки с удовольствием слушали его, им были приятны эти похвалы, однако младшая все же слегка удивлялась как фантастичности подобных предсказаний, так и отцовской уверенности.
Ибо, хотя Плектруде исполнилось всего десять лет и в умственном отношении она отнюдь не опережала свой возраст, ей все же удалось постичь одну важную истину на этой земле люди никогда не получают того, что заслуживают.
Нужно сказать, что десять лет – лучший возраст в жизни, особенно для маленькой танцовщицы в ореоле ее волшебного искусства.
Десять лет – самый солнечный миг детства, еще не омраченного никакими предвестиями надвигающегося отрочества, беззаботное, щедрое на радости время, уже богатое опытом, но пока незнакомое с тем ощущением утраты, которое приходит на пороге созревания. В десять лет ребенок не всегда счастлив, но зато переполнен жизнью, как ни один человек на земле.
У десятилетней Плектруды энергия била через край. Все было ей подвластно. Королева и непревзойденная звезда балетной школы, она затмила всех своих соучениц, независимо от возраста. Она царила и в своем седьмом классе, которому грозила ослократия, коль скоро эту бездельницу, последнюю по математике, естествознанию, истории, географии, физкультуре и проч., там почитали как гения.
Она царила в сердце своей матери, которая безумно любила ее. А теперь властвовала и над Розелиной, преклонявшейся перед подругой.
Но Плектруда вовсе не кичилась своим превосходством. Необычный статус не превратил ее в одну из тех десятилетних воображал, которые ставят себя выше законов дружбы. Она была предана Розелине всей душой и благоговела перед ней точно так же, как та перед Плектрудой.
13 
