93 
Он сделал шаг от печки, и Дамон, эта гора мяса, в испуге шарахнулся к брату. Однако Эшлин потерял к нему интерес. Он указал на стол, и братья поспешили усесться.
— Слушайте внимательно, вы оба. Завтра надоедливый дядюшка Натали наконец покидает город. Как только он уберется, я устрою поездку в Денвер и на этот раз задержусь там на неделю, постаравшись повидать всех, кого смогу, чтобы мое алиби не оставляло сомнений. — Эшлин вдруг схватил Дамона за массивное плечо, заставив подпрыгнуть. — А вы в мое отсутствие разберетесь с нахальным южанином. Все должно быть сработано чисто, без сучка и задоринки. Тебе ясно, Дамон?
— Яшно, бошш, шэр! — Здоровяк энергично закивал. — Все будет в лушшем виде, не ижвольте бешпокоитша!
— Очень на это надеюсь. — Граф вдруг улыбнулся той обезоруживающей, мягкой улыбкой, благодаря которой ему и удалось завоевать общее расположение. — Ваши услуги будут щедро оплачены. — Он запахнул плащ и помедлил. Улыбка исчезла, взгляд снова стал холодным и угрожающим. — Малейший просчет — и вам не поздоровится!
— Просчетов не будет, — заверил Берл Лезервуд. — Ковингтон уже мертвец, только пока еще об этом не знает!
— Мне пора. — Эшлин уже снова улыбался. — Сегодня я ужинаю со своей очаровательной невестой и ее славным дядюшкой. Нельзя заставлять их ждать.
Он поправил плащ и вышел, оставив дверь открытой. В глубине души Эшлин обожал театральные эффекты, но пользовался ими с осторожностью и не слишком часто. Он птицей взлетел на спину своего жеребца и, зная, что братья Лезервуд наблюдают за каждым его движением, с ходу послал его в галоп, рассыпая в тишине звонкий стук подков.
* * *
В понедельник утром, едва небеса на востоке порозовели за расписанными инеем стеклами, Кейн проснулся в своем новом обиталище и лениво потянулся, не торопясь покинуть теплую, уютную, утепленную мехами постель.
Правая рука все еще была не в лучшей форме и откликнулась ноющей болью, когда он попробовал согнуть и разогнуть пальцы. Глаз, хотя и окруженный сплошной чернотой, не болел. Удовлетворенный тем, что эта часть лица находится на пути к выздоровлению, Кейн осторожно ощупал губы. Верхняя почти совсем зажила, но ощущения в нижней говорили, что там далеко не все благополучно. Облизнув ее, Кейн передернулся.
Было еще слишком рано, чтобы вставать, но Кейн почувствовал, что уже выспался. Он позволил себе мысленно вернуться ко дню потасовки с Дамоном Лезервудом. Потом, непрошено, пришли воспоминания о смерти Белинды. Он скрипнул зубами.
Бедное дитя! Бедное простодушное создание!
Откинув одеяла, Кейн свесил ноги с края кровати, потом медленно переместил на них вес своего тела и поднялся. Хочешь не хочешь, а надо было выйти наружу, как ради тренировки избитых мышц, так и для того, чтобы забыться. Прогулка по глубокому снегу отвлечет, разгонит кровь, даст работу ногам, прочистит голову.
Куда пойти? Возможно, стоит посмотреть на рассвет с вершины горы, которую он для себя окрестил пиком Одинокой Пещеры.
Спустя полчаса Кейн, одетый в меховую одежду, меховые сапоги и теплые рукавицы, шагнул за порог. Он был при оружии, на случай если краснокожим друзьям Тахомы снова вздумается его запугивать. Стрелять Кейн не собирался, но знал, что вид “кольта” остудит их пыл. За голенищем у него был острый нож в кожаных ножнах. В последний момент, повинуясь неожиданному импульсу, Кейн прихватил свечи. С такой экипировкой можно было двигаться хоть на край света.
Постояв и осмотревшись, он начал подъем. Прямая дорога к пику Одинокой Пещеры была перегорожена громадным снежным пластом, тревожить который было бы неосторожно, поэтому Кейн повернул, огибая его. Вершина горы вздымалась в чистое небо и словно манила к себе. Путь был неблизким, а подъем крутым и опасным.
Эта часть склона была более крутой и изрезанной, и приходилось сильно петлять, выписывая между скалами Причудливую кривую. Местами снег сполз с уступов, и обнажившийся камень предательски скользил. Даже летом подниматься этим путем небезопасно, а уж зимой и подавно.
Однако Кейн не сдавался. Он заметил, что находится на границе с облаками, только когда вокруг сгустился плотный туман. Кейн дышал тяжело, с присвистом, то и дело ощущая в боку колющую боль. По лицу и по телу под одеждой скользили струйки пота. Правая рука разболелась не на шутку, когда то, что он принял за прочный уступ, подалось и рухнуло, и ему пришлось повиснуть, цепляясь израненными пальцами.
93 
