Это больше как, ты моя навсегда, если ты согласна и даешь мне ответ. И теперь я твой навсегда, согласишься ты или нет. Это было рискованно, он только что сделал, несомненно, потому что, если она никогда не согласиться, Драстена МакКельтар будет бесконечно страдать по ней. Его сердце попало в капкан связывающего заклинания, он будет ощущать ее вечно, будет любить ее вечно. Но если она однажды выберет свободно дать ему ответ, связь усилится тысячекратно. Он будет жить ради этой надежды.
Ее глаза расширились еще больше, когда она почувствовала его нарастающую твердость внутри себя:– Снова?
-А ты очень нежная?– мягко спросил он
Она изогнула бровь: – Я говорила тебе, я крепче, чем ты думаешь,– сказала она, пробегая кончиком ее розового языка по нижней губе.
Он застонал и поймал его между своих губ.
-Тогда, да, девушка, и снова, и снова,– сказал он, в то время, когда начал двигать в ней: – Мы, МакКельтары, рождены выносливыми.
И с этого момента, он знал, она была типичным не верящим образцом женщины, которая отбивает охоту принимать что-нибудь кроме твердого доказательства, и он принялся давать ей твердое свидетельство своего правообладания, говоря ей телом все слова, которые он так желал сказать.
Глава 10
21 сентября
3 Минуты до полуночи
Гвен вяло потянулась, ее руки легко скользили по мускулам спины Драстена. Она сонно чувствовала себя насытившейся, сексуальной и чувствительной, и ох… так намного больше запутавшись, как никогда не чувствовала себя до того. Так или иначе, Гвен чувствовала себя совершенно обновленной.
Гвен Кейсиди наконец была переполнена и поистине соблазнена. Не поддающееся определению чувство мира и справедливости уютно устроилось у нее в животе, ее сердце было полно, ее сознание расслабилось.
Но дышать под его весом было проблематично даже новая и усовершенствованная Гвен не была способна, так что с осторожным подталкиванием она избавила себя от него. Драстен перекатился на спину, и она скользнула вверх на него, широко расставляя ноги так же, как она сделала в тот день, когда нашла его, но весьма эротично и с восхитительной разницей: они обои были голыми. Было так много того, что она хотела сделать с ним. Она хотела заниматься с ним любовью сверху, рядом, когда он позади нее…
-Драстен, – прошептала она, изучая его лицо, такое красивое в серебряном свете луны. Его глаза открылись, горяче-металлическое лениво обольстительное серебро.
– Спасибо,– нежно сказала она. Он сделал ее первый раз прекрасным, страстным, жарким опытом, и если по таким то неизмеримым причинам она никогда не будет заниматься любовью с ним снова, она знала, что он будет эталоном, с которым она будет сравнивать мужчин всею оставшуюся жизнь.
Она падала вверх тормашками в любовь. И это было невероятное чувство.
Он поймал ее лицо в свои руки и притянул вниз голодно целуя.
-Никогда не благодари меня, девушка. Только проси меня о большем. Это лучшая похвала для мужчины, которую он может услышать от женщины. Эта и эта, – он скользнул рукой между ее ног:– женская роса, что рассказывает мужчине, как сильно она желает его.
Драстен улыбнулся ей, и точно в этот момент на небе в облаках показалась карета луны. Его улыбка резко поблекла и тело напряглось под ней. Страсть ушла из его глаз уступив место панике.
-Христос, – поклялся он: – практически слишком поздно.
Скатывая Гвен с себя, Драстен вскочил на ноги, схватил плед и бросился к каменной плите.
-Идем,– скомандовал он.
Сбитая с толку тем, что он так быстро сбросил ее с себя, все еще чувствующую сексуальное напряжение, сонную и вялую, она безучастно последовала за ним.
-Скоро полночь, – немедленно сказал он: – идем.
Гвен потянулась за одеждой, но он отрывисто бросил: нет времени одеваться, но ты должна захватить свою сумку, Гвен.
Запутавшись в его распоряжениях и полностью чувствуя себя не удобно в своей наготе, она, как бы то ни было, схватила свой рюкзак и поспешила присоединиться к нему у плиты, чрезвычайно любопытный ученый в ней хотел узнать как он собирался доказать, что его заявления правда. Заодно, сказала она себе, потом было бы больше времени заниматься любовью.
Драстен поспешно заработал, бросая периодические взгляды на небо, когда он опускал свои пальцы в краску и выводил последние символы на плите.
-Возьми мою руку.