Я помню тот разговор. Как будто его сняли скрытой камерой, чтобы потом меня шантажировать.
«Ну при чем здесь это: царицы, разведчики, колхозники... Все изменится. Надо немного подождать». – «Старости? – В Янином голосе проступила пьяная серьезность. – Ну, дождемся, и что?.. Кстати, занятия муравья не связаны с возрастом. Значительная часть особей может исполнять одни и те же обязанности. Всю жизнь. Например, няньки или училки. Кастовый принцип. Как у индусов... Вот, например, взять меня. Работаю в школе. Зарплата – одна тысяча. Рублей. И ни в чем себе не отказывай. Причем, заметь, это – полторы ставки. У тебя – сто. Тысяч рублей. Ровно в сто раз, – она упирается локтями. – Вот я и думаю: а может, все послать?» – «Если хочешь...» – я боялась ее обидеть.
«Нет, – она сказала, – нельзя. Одичаю и взвою. И так-то... – Ее локти соскользнули с клеенки. – Все, сеанс окончен. Надо пожрать, а то совсем расклеюсь... И тебе будет меня... не хватать», – ее глаза тлеют.
В свое время от этого глагола образовалось существительное тлен.
В федеральных вариантах ЕГЭ такой вариант предусмотрен. Из предложений 1–6 выпишите слово, образованное суффиксальным способом. Часть 2; вопрос В1.
– Уже не хватает. – Один из двоих должен быть умнее. На этот раз пусть это буду я.
– И мне, – Яна отвечает трезвым голосом. – Знаешь, иногда мне кажется... Ты – единственное, чего мне не хватает.
– Не чего, а кого. Ты путаешь. Одушевленные с неодушевленными.
– Да какая разница! – Она машет воображаемой рукой.
– Одушевленные существительные обозначают лиц и животных, неодушевленные – предметы, растения и явления неживой природы.
– Ты в этом уверена? – она роется в сумочке, выкладывает на стол.
– Это моя профессия. Кусок хлеба.
Пудра, помада, блеск для губ.
– Неживой? А... например... литературные персонажи?
Я усмехаюсь:
– В наших краях уж точно одушевленные. Живее всех живых.
– А эти... – заводит глаза к небу, – покойник, мертвец, труп?
– С точки зрения грамматики? – Такой косметики у меня не было и не будет. – Покойник и мертвец – одушевленные. Труп – нет.
– Как это – грамматики? Разве есть разница? “Dior”, – она припудривает щеки. – Хочешь попробовать? Или тени, – протягивает мне.
Я отвожу темно-синюю коробочку:
– Еще какая! У одушевленных винительный падеж совпадает с родительным: вижу покойника. Нет мертвеца.
– А у трупа?
– Тоже совпадает. Только винительный с именительным.
– Ни хрена себе! Не грамматика, а вынос мозга!
Я пожимаю плечами:
– Главное, придумать схему.
– И ты, что ли, придумала? – Яна смотрит недоверчиво.
– Ага, – я киваю. – У одушевленных вина родителей, – корни я выделяю голосом, как будто она – моя ученица. – А у этих, неодушевленных, виноват сам: он. Труп. Я вижу труп...
– Ничего ты не видишь! Нет никакого трупа! – она взрывается.
– Потому что еще не нашли?
– Потому что уже не найдут. Ой! Слышишь? Правда хорошая песня?
- Но я-я хочу быть с тобой, я так хочу быть с тобой,
- И я буду с тобо-о-ой...
– Это ты меня предала, – я слышу свой тихий голос.
– Я?! Да при чем здесь я?! Это ты! Влюбилась в своего Фридриха!
– Не кричи, – я оглядываюсь на дверь. – А ты – в своего Кролика. В смысле, в моего.
– Ой, не могу! – Яна сгибается пополам, корчится от смеха. – Ну ты скажешь... Влюбилась... – она вытирает слезы. – Так сложилось. Сначала гуманитарная помощь, потом... Смотри, не размазала?
Я качаю головой. Дорогую косметику просто так не размажешь.
– Короче, дальше – больше. А вообще... Это ты во всем виновата. Не обращала на меня внимания.
– Тебе не кажется, – я усмехаюсь, – что ты говоришь, как брошенная жена?
Она не слышит моей усмешки:
– А ты – как ревнивая дура.
– Я?! Интересно, к кому? К этому?.. – я поджимаю кроличьи лапы. – Тюфяку? Тряпке?
– Черт, все-таки размазала... А помнишь нашу тушь? Ту, в черных коробочках? Не поплюешь – не накрасишься. И не такой уж он тряпка... Слушай, а как правильно: такая тряпка или такой?
– Да какая разница!
– Вот и я говорю: плюнь! Главное, мы с тобой. Мы, – Яна щелкает пудрой. – Живучие, как кошки. Нас никто не убьет. Даже наши собственные дети... Ой, – она вскакивает с места, приникает ухом к двери, – другую включили.
- Что так сердце, что так сердце растревожило,
- Словно ветром тронуло струну?
- О любви немало песен сложено.
- Я спою теперь, спою еще одну-у...
У меня сжимается сердце. Татьяна – Яна. Она – мое единственное эхо. Или уже не она – а я? Я отворачиваюсь к раковине, заваленной грязной посудой. Зачем ей видеть мои слезы?.. Мы не в Европе. Это там решают задачки на движение: из пункта А в пункт В. Здесь, у нас, любая задачка становится ребусом, потому что между стартом и финишем всегда есть С – точка невозврата, пункт, в котором искажается замысел.