Особенно,... 
16 
Хоук удивлённо дёрнулся, и Эдриен воспользовалась моментом, чтобы оттолкнуть его. Она могла бы так же попытаться толкать Сфинкса через пустыню к Нилу.
И только потом Эдриен увидела стрелу, ещё дребезжащую в дереве, возле которого она была несколько мгновений назад, стоя прямо в том месте и ругая самым серьёзным образом своего новоявленного мужа. Её глаза расширились, и она вопросительно уставилась на Хоука. Определённо тут было что-то не так.
«Кому это ты насолила?» Её муж резко встряхнул её. «Кто ищет твоей смерти?»
«Откуда тебе знать, что это не тебя пытались убить, не был ли это просто неудачный выстрел?»
«Никто не хочет убить меня, девушка».
«Из того, что я слышала, именно это пыталась сделать твоя последняя любовница», гадко возразила она.
Он слегка побледнел под безупречной бронзой своей кожи.
Кузнец засмеялся.
Её шея стала болеть от того, что она смотрела вверх на него. «Слезь с меня», прорычала она на мужа.
Она оказалась не готовой к тому, что глаза Хоука потемнели, и он скатился, оттолкнув её от себя.
«Хотя ты упорно отвергаешь меня, жена, думаю, что могу тебе понадобиться», тихо сказал Хоук.
«Я так не думаю», яростно возразила она.
«Я буду здесь, на случай, если ты передумаешь».
«Придётся рискнуть. Никто ничем в меня не стрелял, пока ты не объявился. Таким образом, две попытки, о которых я знаю, на тебя, и ни одной на меня». Она поднялась, отряхивая своё платье. Грязь и крапива приклеились к тяжёлой материи. Она вытащила несколько листиков из своих волос и оттряхнула свой зад, пока явно не осознала некое стеснённое чувство. Медленно она подняла глаза от своей одежды, чтобы обнаружить обоих мужчин, смотрящих на неё напряжённым взглядом волков. Больших, голодных волков.
«Что?», отрывисто спросила она.
Кузнец снова засмеялся. Звук был глубоким, тёмным и таинственным. «Здаётся, леди не понимает, как безжалостно сладко манит такая красота».
«Пожалейте меня», устало сказала она.
«Красив рассвет девичьего смущенья, богат и зрел, и глубоко пьнящ». Похоже, её мужа не превзойти.
Эдриен топнула ногой и посмотрела на них обоих. Где был её Шекспир, когда она в нём так нуждалась. «Клянусь, твой лик и мысли ярки, но мастерство черно как ад, темно как ночь», пробормотала она.
Кузнец откинул голову назад и со смехом взревел. Губы её мужа изогнулись в улыбке, оценившей её ум.
Хоук встал и протянул ей руку. «Плачь о мире со мной, дева».
Плакать. Мужчина мог заставить ангела рыдать. Но она была голодной. Её мучила жажда. Она устала. Она взяла его руку, поклявшись себе яростно не брать ничего свыше того. Никогда. Пока её муж уводил её с поляны, голос кузнеца следовал за ней с пахнущим жасмином бризом, и она удивилась тому, что её муж никак не реагировал. Либо он не был собственником, либо не слышал. Она ясно слышала слова кузнеца: «Женщина, которая считает всех мужчин беспомощными, словно слепые котята, я могу забрать тебя туда, где побывать ты могла бы лишь в своих мечтах».
«Ночной кошмар», проворчала она, и услышала его тихий смех за собой.
Её муж посмотрел на неё с любопытством. «Что?»
Она тяжело вздохнула. «Ночной кошмар наступает мне на пятки. Я должна скорее поспать».
Он кивнул. «А потом мы поговорим».
Конечно. Если я всё ещё буду в этом богом забытом месте, когда проснусь.
*****
Сидхи Джеймс Лион Дуглас беспокойно тёр свой небритый подбородок мозолистой рукой. Гнев? Возможно. Неверие, точно. Собственнический инстинкт. Откуда, к чёрту, всё это взялось?
Ярость. Да, именно это. Холодная, тёмная ярость поедала его изнутри, и живительный Скотч был единственным лекарством от боли.
Он встал и посмотрел на свою новоявленную жену голодным взглядом. Он видел её болезненно ранимый и примитивный голод к мужчине – и этим мужчиной был не он. Невероятно.
«Продолжай пить в том же духе, и мы точно не доберёмся до Выселения до следующего дня», забеспокоился Гримм.
«Я не еду в Выселение завтра. Моя жена может оказаться с ребёнком к моменту, когда я вернусь».
Гримм оскалил зубы в усмешке. «Она в полном бешенстве на тебя, ты знаешь».
«Она в бешенстве на меня?»
«Ты был слишком пьян, чтоб жениться на ней, ещё более, чтоб уложить её в постель, и теперь ты в тревоге, что она мило смотрит на Адама».
«Мило? Дай девчонке волю, она засунет под него блюдо и, облизываясь, им же и пообедает!»
16 
