Последние отзывы

  16  

Я рассматривала снимки, одновременно недоумевая по поводу своих слез 15 апреля на станции «Одеон»: с какой стати меня понесло туда реветь? Я рылась в памяти в поисках горя, постигшего меня в середине апреля, как вдруг меня осенило: плакса в метро была не я! Актриса приняла за меня неизвестную женщину, рыдавшую в тот день на «Одеоне». По неведомой причине она представляла себе меня именно такой. Дремлющий во мне доморощенный психоаналитик предположил, что эта дама увидела свое собственное заплаканное лицо в окне вагона, когда поезд метро проезжал через станцию «Одеон», и, не опознав своего отражения, приписала его эктоплазме, которой почему-то дала мое имя.

Почему мое? Поди знай. Сейчас я скажу нечто важное, и, поверьте, это чистая правда: я от природы пористое существо, которому люди отводят в своей жизни непосильную роль. Во всех нас есть толика нарциссизма, и куда как отрадно было бы объяснить этот повторяющийся феномен моей исключительностью, но во мне нет ничего исключительного, кроме этой злополучной пористости, которая, подозреваю, меня погубит. Люди чувствуют, что я – идеальная почва для высадки их тайных садов: Мелвин Мэппл взрастил на моем черноземе свои художественные фантазии, комедиантка из Сен-Жермен-де-Пре поливает своими слезами мой огород, и вы просто не представляете, какие тучи семян сыплют толпы на мое заповедное поле. Очень трогательно, но меня это не радует: я знаю, что мне же и отвечать в случае провала всех этих личных планов, о которых я и не знаю толком.

Актрисе я отвечу где-нибудь через месяц – мой обычный срок, который лучше было бы соблюсти и с Мелвином Мэпплом. А конвертов на столе еще целая гора. Пусть меня поймут правильно: я это обожаю. До безумия люблю и читать письма, и писать их, а некоторым людям особенно. Просто иногда мне требуется дезинтоксикация, чтобы лучше оценить прелести этого занятия.

Как быть, когда четыре десятка посланий требуют вашего внимания? Сортировать. Например, я не стану читать 35 письменных работ, которые прислала мне учительница французского языка, рассчитывая, что я сделаю за нее ее работу. «Мои ученики Вас читали, стало быть, Вы им обязаны», – написала мне эта классная дама, для которой, очевидно, такая извращенная логика имела смысл.

Под вечер я выпила «Гримбергена»^[19], готовясь насытиться сутью многочисленных посланий, которые приберегла «на закуску». Я наслаждалась вернувшимся аппетитом. Эпистолярный голод – это искусство, и я, смею сказать, овладела им в совершенстве.

На следующий день произошло несколько событий планетарного масштаба, о которых молчали газеты. Писали они, и не без оснований, о пандемии: пресса предпочитает освещать эффекты, а не свои исконные темы. Эпидемия и впрямь свирепствовала, но успех приходит к тому, кто рискует красиво, с размахом.

Жизнь вновь пошла своим парижским чередом. В царствование Людовика XIV была написана «Принцесса Клевская» – абсолют утонченности вопреки абсолютной власти. Эта книга рассказывает историю, которая будто бы произошла ста двадцатью годами раньше. Никто больше не замечает столь колоссального разрыва эпох. Это головокружение, едва ощутимое, – признак того, что перед вами шедевр. Китайцам, живущим во Франции, он не более чужд, чем мне. Я не устаю восхищаться этой страной, самой что ни на есть страной «Принцессы Клевской».

Я подсчитала, что Мелвин Мэппл получит мое письмо 4 мая. И выбросила его из головы. Только так и надо поступать. Если будешь мысленно следовать за письмом в его пути, на том или ином этапе оно не дойдет по назначению. Пусть адресат сам делает свое дело. Опыт учит нас, что ни одно послание не бывает получено и прочитано так, как мы это себе представляем, – так стоит ли вообще представлять?

Я начала писать письма гораздо раньше, чем книги, и вряд ли стала бы писателем – во всяком случае, тем писателем, что я есть, – если бы не упражнялась так долго и усердно в эпистолярном жанре. С шестилетнего возраста я, под надзором родителей, писала по письму в неделю моему деду со стороны матери, жившему в Бельгии, которого я никогда в глаза не видела. Мои старшие брат и сестра отбывали ту же повинность. Нам полагалось исписать каждому по листу А4 на адрес этого господина. Он отвечал – тоже по странице каждому. «Расскажи, как у тебя дела в школе», – предлагала мама. «Ему это неинтересно», – возражала я. «Это смотря как ты изложишь», – поучала она.

  16