Особенно,... 
3 
Она сидела на мраморных ступеньках, плоскогрудая девочка с болью в животе, с маленькой родинкой над верхней губой, со скобками на зубах. Ее волосы цвета меда закурчавились в жарком и влажном воздухе, ее золотисто-карие глаза с длинными ресницами стали слипаться сами собой.
В ту душную ночь настоящее казалось ей абсолютно надежным, а будущее было окутано розовым туманом.
Рина зевнула и сонно заморгала. Когда она поднялась, чтобы вернуться в дом, ее взгляд скользнул вдоль по улице до «Сирико», пиццерии, стоявшей на этом месте, когда ее отца еще не было на свете. Поначалу ей показалось, что мелькающий свет, который она заметила в большой витрине, это какое-то отражение, и она подумала: «Красиво».
Ее губы изогнулись в улыбке, пока она, склонив голову набок, изучала колеблющийся свет. Вообще-то он не походил на отражение, и она не могла поверить, что кто-то мог забыть погасить свет перед уходом.
Рина спустилась по ступенькам на тротуар и двинулась вперед, все еще держа в руке стакан. Она была слишком заинтригована, ей и в голову не пришло, что мать спустит с нее шкуру за эту ночную прогулку. Им категорически не разрешалось выходить на улицу среди ночи даже в собственном квартале.
И вдруг ее сердце гулко застучало. То, что она увидела, стало проникать сквозь мечтательную сонливость в ее сознание. Дым повалил в переднюю дверь. Дверь не была закрыта. А свет, замеченный ею, был пламенем.
– Пожар! – Сначала Рина прошептала это, потом закричала во весь голос, бросилась бегом обратно и ворвалась в дом.
До конца своих дней ей не суждено было забыть, как она стояла со всей семьей и смотрела, как горит «Сирико». Рев огня, рвущегося из полопавшихся окон, взбирающегося золотистыми лозами по стенам, непрерывным басом гудел у нее в ушах. Завывали сирены, вода с громким шипением била из больших шлангов, люди кричали, женщины плакали. Но голос огня перекрывал все.
Она ощущала огонь у себя внутри. Как боль, как судорогу. У нее внутри пульсировал огонь – его чудо, его ужас, его грозная красота.
Что там внутри, в огне, где скрылись пожарные? Жарко и темно? Душно и ярко? Пламя напоминало большие языки, жадно высовывающиеся и втягивающиеся, как будто пробующие на вкус то, что они пожирали.
Дым клубился, поднимался плюмажами. Он щипал ее глаза, ослепленные огнем, забирался в нос. Рина стояла босиком, и асфальт жег ее голые ступни калеными углями. Но она не могла уйти, не могла оторвать глаз от зрелища, словно это было какое-то безумное и страшное представление.
Раздался взрыв, и в ответ – новые крики. Пожарные в касках, с черными от гари и копоти лицами двигались как призраки в пелене дыма. Как солдаты, подумала она. Все это было похоже на военное кино.
Струи воды сверкали, пролетая по воздуху.
Ей хотелось знать, что происходит там, внутри. Что делают эти люди? Что делает огонь? Если это война, может, он прячется, а потом выскакивает из засады, золотой и яркий?
Падал на землю пепел, похожий на грязный снег. Как зачарованная, Рина шагнула вперед. Мать схватила ее за руку, потянула назад и прижала к себе.
– Стой тут, – прошептала Бьянка. – Мы должны держаться вместе.
Ей хотелось только посмотреть. Мамино сердце стучало, барабанным боем отдаваясь у нее в ухе. Рина вытянула шею и повернула голову, ей хотелось подойти поближе. Ну, хоть немного ближе. Но она не решилась спросить у мамы.
На мамином лице не было возбужденного интереса, и не любопытством блестели ее глаза, а слезами.
Мама была очень красивая, все так говорили. Но сейчас ее лицо казалось высеченным из камня, на нем залегли глубокие скорбные складки, глаза покраснели от дыма и слез, серый пепел лежал на ее волосах.
Рядом с ней стоял папа, обхватив ее одной рукой за плечи. Рина с ужасом заметила, что у него тоже слезы на глазах. Она видела, как огонь отражается в них, словно огонь пробрался внутрь, к отцу в глаза.
Нет, это не кино, все по-всамделишному. То, что принадлежало им всю жизнь, сгорало прямо у нее на глазах. Теперь Рина могла заглянуть вглубь и увидеть за завесой гипнотической пляски огня черные разводы на стенах «Сирико», зазубренные осколки стекла, копоть и влажную сажу, пятнающую мраморные ступени.
На улицу высыпали соседи – большинство в пижамах и ночных рубашках. Некоторые держали на руках детей, даже младенцев. Многие плакали.
Вдруг она вспомнила, что Пит Толино с женой и ребенком живет в маленькой квартирке над пиццерией. Что-то стиснуло ей сердце, когда она взглянула наверх и увидела дым, валящий из верхних окон.
3 
