45 
— Роялист в пуританской Англии…
— Знаешь, меня будет невозможно отличить от пуританина. Я коротко остригусь. Будешь ли ты любить меня, когда я стану «круглоголовым»?
— Буду, буду! — уверяла я.
— Моя дорогая верная Арабелла! Бояться абсолютно нечего. Мы только заглянем в Эверсли-корт… Сейчас там крепость «круглоголовых» и всем заправляет мой кузен. Полагаю, что это шутка. Все ценные вещи тщательно упакованы и спрятаны.
Он даже сменил имя на Хьюмилити. Хьюмилити Эверсли. Смиренный Эверсли просто обхохотаться можно. Он это понимает и именно поэтому выбрал такое имя. Уж чего не найдешь в моем кузене Карлтоне, так это смирения. Любопытно будет взглянуть на него. Ему нужно было проявить себя актером не худшим, чем я, чтобы суметь провести пуритан. Видимо, актер он хороший, если ему это удается, причем без того стимула, который был у меня, когда я играл Ромео.
— Ты и так настоящий Ромео, Эдвин.
— Ах, милая, ты, наверное, хочешь преуменьшить значение моего сценического триумфа?
Как я обняла его! Я так сильно его любила! Мне нравилась беззаботность, с которой он брался за выполнение рискованной миссии. Ничто не могло поколебать его спокойствия. Я считала, что мой муж способен выйти из любой критической ситуации, весело смеясь.
Обычно он говорил со мной о предстоящей поездке во время наших прогулок в саду.
— Ты не узнаешь меня в обличий пуританина, — говорил он. — О, Арабелла, ведь ты не перестанешь любить меня? Обещай мне.
Я подтвердила, что не разлюблю его ни при каких обстоятельствах.
— Стриженая голова, черная шляпа без единого перышка, простой черный камзол и такие же штаны. Нужно будет обзавестись белым воротничком и манжетами… очень, очень простыми. Мне придется научиться контролировать мимику и сохранять серьезный вид.
— Это для тебя сложнее всего.
— Боюсь, что так.
Эдвин придал своему лицу выражение мрачной задумчивости, и это было так комично, что я расхохоталась, а он присоединился ко мне.
— Расскажи мне о своем кузене Карлтоне.
— Кузен Карлтон — один из тех, о ком говорят: крупная личность. Он велик во всех отношениях. Он гораздо выше шести футов и к тому же обладает незаурядным характером. Ему достаточно сказать слово, и все вытягиваются по стойке «смирно». Я уверен, что он смог бы нагнать страху Господня на самого Оливера Кромвеля. Что же касается бедняжки сына Кромвеля… Думаю, у него не было бы ни единого шанса выстоять против Карлтона. Это одна из причин, по которой я уверен в нашем скором возвращении в Англию.
— Расскажи мне о нем серьезно.
— Мы воспитывались вместе. Он на десять лет старше меня и в течение этих десяти лет считал себя наследником титула и земель. В нашей семье они передаются по наследству представительницам женской линии только тогда, когда отсутствуют наследники-мужчины, пусть даже самые дальние. Несправедливо по отношению к женскому полу, моя милая, но уж так принято в роду Эверсли. Младший брат моего отца, Джеймс, женился, и у него родился сын — Карлтон. Моим же родителям пришлось долго ждать плодов своего брака. Наконец у них родилась девочка, прожившая всего два дня. Через какое-то время появилась на свет Карлотта. К тому времени все уже были уверены, что наследником станет Карлтон. Он тоже надеялся на это. Приехав в Эверсли в десятилетнем возрасте, он сразу повел себя как хозяин. А потом родился я. Какое замешательство в лагере противника! Что за ликование в нашем лагере! Дядя Джеймс смирился с неизбежным, а вскоре после этого события упал с лошади и умер, потерпев окончательное поражение. Его жена, тетя Мэри, пережила его на два-три года, а затем тихо умерла в собственной постели от простуды, перешедшей в воспаление легких. Карлтон стойко перенес удар судьбы и продолжал жить в Эверсли. Он принимал во мне большое участие. Он научил меня ездить на неоседланной лошади, бегать, плавать, фехтовать — и все это с целью подтянуть меня до своего уровня, что было, разумеется, невыполнимой задачей. Так или иначе, но можно сказать, что он воспитал меня.
— Он не таил на тебя обиды?
— О нет! Я думаю, что он, конечно, был бы не против получить наследство законным путем. Но у него была доля в наследстве, а на меня он смотрел, вероятно, как на слабовольного человека, нуждавшегося в его опеке.
— Ты — и слабовольный?
— Ну, моя милая, по сравнению с Карлтоном всякий покажется слабаком.
45 
