Когда Люцифер понял, что его голову больше ничто не удерживает, он перевернулся и лег на живот, подобрав под себя ноги. Он быстро сообразил, что тот же самый человек, что прижимал его голову к земле, может помочь ему встать, несколько раз потянув за недоуздок. Очень скоро жеребец уже стоял, трепеща от чрезмерно близкого соседства человека.
— Я оказался прав. Ты действительно не только красив, но и разумен. Ужасно неосмотрительно, что долгое время ты был диким, ведь из тебя получился бы прекрасный товарищ человеку. Однако я сомневаюсь, что после стольких лет свободы ты примешь наездника. Но это не важно, сынок, — приговаривал Тай, медленно наматывая веревку недоуздка, пока не подошел прямо к морде коня. — Я не собираюсь важничать и хвастаться всем и каждому, как горд тем, что сумел захомутать тебя. Я могу ездить на тысячах других жеребцов, но я хочу, чтобы именно ты покрывал моих кобыл.
Слова Тайрелла ничего не значили для животного, но его тихий голос и нежное поглаживание оказывали благотворное действие. Люцифер всхрапнул и перестал испуганно таращить глаза и вздрагивать от каждого прикосновения. Медленно, но неуклонно он принимал тот факт, что этот человек отличается от прочих людей, которые вели себя враждебно по отношению к нему. Люцифер был беспомощным, со связанными глазами, но человек не напал на него и, очевидно, не имеет такого намерения.
Чувствуя перемену в поведении жеребца, Тай вздохнул с облегчением:
— Ты же облегчишь нам обоим задачу, не так ли? Я несказанно рад, что пуля и несколько миль, которые тебе пришлось пробежать, сбили с тебя спесь. Не сомневаюсь, что при других обстоятельствах ты не был бы и вполовину таким цивилизованным, как сейчас. Пути Господни неисповедимы, Люцифер. И я рад, что он послал нас друг другу, даже если и для того только, чтобы вылечить тебя и выпустить на свободу.
Тай продолжал разговаривать с жеребцом до тех пор, пока тот не уклонился осторожно в сторону, всем своим могучим телом излучая спокойствие. Вздохнув, Люцифер опустил голову на грудь Таю. Он стоял на трех ногах, поджимал раненую четвертую и, очевидно, уже принимал Тайрелла за своего.
Тай осторожно нагнулся и развязал путы, связывающие передние ноги скакуна. Тот дернул плечами, словно отгоняя мух, и это был единственный признак того, что он почувствовал свою свободу.
— Очень хорошо, сынок, — прошептал Тай, поглаживая жеребца. — Теперь давай посмотрим, не захочешь ли ты убить меня, когда я потяну за недоуздок.
Глава 28
Жанна, затаив дыхание и до боли сжимая пальцами подзорную трубу, наблюдала за тем, как Тай натянул поводья.
— Веди себя хорошо, Люцифер, — молила она, — не взбрыкни и не порань Тая!
Голова жеребца резко взметнулась вверх, когда он почувствовал давление недоуздка у себя на шее и за ушами. Он захрапел и энергично замотал головой, но постепенно возрастающее давление не исчезло. Дрожа и потея, поворачивая уши то в одну, то в другую сторону, словно не доверяя ласковому голосу человека, Люцифер силился понять, что происходит и как ему вести себя перед лицом этой новой опасности. Когда он пытался отступить назад, давление лишь усиливалось, когда замирал в неподвижности, оно слегка ослабевало, и лишь когда он делал несмелый шаг вперед, то почти не чувствовал его.
— Вот так, — произнес Тайрелл, немедленно ослабляя поводья. Он принялся поощрять жеребца, нашептывая ему ласковые слова и поглаживая. — Давай попробуем сделать несколько шагов, сынок. Нам предстоит долгий путь, прежде чем мы окажемся в безопасности.
Люцифер быстро сообразил, что давление, тянущее вперед, означало «двигайся вперед», а давление на переносицу призывало остановиться.
— И никакой ты не дикарь, правда? — говорил Тай, трепля жеребца по потной шее. — Люди преследовали тебя, но, хвала Создателю, ни одному не довелось навредить тебе жестоким обращением.
Уши Люцифера подергивались, внимая словам человека, который медленно отступал, натягивая поводья.
— Хорошо, мальчик. А теперь пришло время выбираться из этой расселины. Вот так, вот так, — приговаривал он. — Шажок, и еще один, и еще, — продолжал он, напряженно наблюдая за мучительными усилиями скакуна. — Болит, конечно, я понимаю. А будет еще хуже, прежде чем ты поправишься. Но ты выживешь, с Божьей помощью.
Тайрелл, не торопясь, вел хромающего жеребца по дну трещины, пока они не достигли места, которое он приметил еще с вершины горной гряды, — здесь стенки были наименее крутыми. Он вскарабкался примерно до середины, затем обернулся и принялся сильно тянуть за поводья.