Особенно,... 
9 
— Может быть, мы вам и не рады, но мы не имеем привычки морить гостей голодом. — При одной только мысли о чае, у Линн во рту собралась слюна.
— Спасибо.
Она была слишком потрясена, чтобы выдавить из себя что-то еще. Ее поразило, что после тех горьких слов, которыми они обменялись в холле, Хуан позаботился о том, чтобы принести ей чай и сандвичи. Хотя, возможно, люди с южным взрывным темпераментом не придают слишком большого значения яростным перепалкам. Вот только Хуан не произвел на нее впечатление темпераментного человека. Скорее, наоборот, он казался сдержанным и холодным.
— Мама просит простить ее, что она не смогла принять вас как должно. Но, как вы, наверное, уже поняли, она все еще не оправилась от удара, которым явилась для нее смерть вашего папы.
— Не в пример мне, вы хотите сказать?
Хуан склонился над Линн, опершись руками о край кровати. Его глаза снова зажглись неприязнью.
— Вы сами это сказали, не я. Но раз уж вы заговорили об этом, замечу, что вы не производите впечатление человека, убитого горем. И меня это несколько… беспокоит. — Линн могла бы ему рассказать, сколько слез пролила за все эти годы, горюя об отце, которого считала погибшим. Как переживала, узнав наконец всю правду. Она могла бы сказать ему, что у нее не было никого, с кем можно было бы поделиться своим горем. Она могла бы сказать… Но сказала совсем другое:
— Меня удивляет, что вас вообще что-то может беспокоить. И уж тем более переживания столь незначительной, невыразительной и недостойный особы, как я.
— Незначительной и недостойной, допустим, но уж никак не невыразительной.
Линн испуганно затаила дыхание. На что он намекает? Неужели на то, что она привлекает его как женщина… Нет, этого просто не может быть. Но тут поймала себя на том, что в голову лезут странные и тревожные мысли. Например, было бы интересно узнать, как это будет, если он стиснет ее в объятиях и его по-мужски жесткие губы прикоснутся к ее губам. Что за бред!.. И больше всего Линн насторожило то, что эти мысли вообще у нее появились. Она безотчетно подалась назад, вжавшись спиной в подушку.
Хуан медленно поднял руку и провел пальцами по ее щеке. Подушечки пальцев у него были твердыми, и девушке показалось, что он ее слегка поцарапал. Линн в ужасе отшатнулась, а его глаза зажглись холодным огнем.
— Тебе неприятно, да?-усмехнулся он, неожиданно переходя на «ты».-Но такова человеческая природа. Что бы мы ни говорили о себе, в каждом из нас есть нечто дикое, первобытное. Возьмем меня, например. Как приемный сын твоего отца, я тебя презираю, потому что знаю, какая ты дочь. Но как мужчине, мне интересно, что станет с той яростью, что кипит у тебя внутри, если мы вдруг окажемся в одной постели. Ты, должно быть, в любви горячая. Вожделение-это такая штука, которая всех уравнивает… Но тебе незачем беспокоиться. Ради нашего обоюдного спокойствия я прослежу, чтобы ни ты, ни я не поддались столь недостойным желаниям.
Вряд ли она его привлекает, скорее всего, он просто хочет еще больше ее унизить.
Линн молча наблюдала за тем, как Хуан идет к двери. Наверное, ей надо было высказать ему все, что она о нем думает. И прежде всего заверить, что она не испытывает никаких «недостойных желаний». Что у него просто слишком богатое воображение и непомерное самолюбие. Но неожиданно для себя самой промолчала.
В ту ночь Линн плохо спала и встала наутро совершенно разбитая.
— Ничего удивительного,-сказала она, разглядывая себя в зеркало и размышляя, что ей одеть на встречу с адвокатом.
Линн работала в крупной компании и знала что если тебя провожают по уму, то встречают все-таки по одежке. Важно с самого начала произвести на собеседника благоприятное впечатление. Дома таких проблем не возникло бы. У Линн было несколько строгих, но элегантных костюмов, любой из которых подошел бы к данному случаю. Но, собираясь сюда, она не взяла с собой ни одного из них.
Теперь, познакомившись с надменным сводным братом, Линн осознала свою ошибку. Если бы при первой их встрече она была одета, скажем, в серый костюм в тонкую белую полоску с длинным приталенным пиджаком, а не в затертые джинсы и майку, вряд ли Хуан осмелился бы говорить с ней в столь оскорбительном тоне. И уж тем более заявлять, что ему было бы интересно оказаться с ней в одной постели.
Сегодня утром она чувствовала себя гораздо спокойнее. К ней возвратилась былая уверенность. Честно говоря, ей самой с трудом верилось, что вчера она так разволновалась. Наверное, просто устала с дороги. Теперь, задним числом, Линн понимала, что во второй семье отца ее должны были принять именно так, как приняли. В конце концов, кто она им? Чужой человек. А вчерашнее заявление Хуана о том, что Линн привела сюда только жадность, давало все основания предполагать, что сам он не столь бескорыстен, как хочет казаться.
9 
