Макс, прижавшись к стене, вцепилась в крюк, Туран — в прикрученный к полу ящик, Тим Белорус обхватил Турана за пояс. Ставро приподнялся, выглянул в переднее окно.
— Кажется, светает! — крикнула Макс. — Где мы?
— В провале! Летим к склону.
— А что под нами?
— Пока не видно. Внизу что-то торчит… Я попробую развернуться, иначе врежемся носом и… — Не договорив, Ставро локтем сдвинул сразу два рычага и навалился на рулевое колесо.
«Крафт» клюнул носом, будто утлая лодочка, зачерпнувшая воду. Корму задрало к небесам. Ноги Турана подбросило, руки соскользнули с ящика, и Белорус выпустил его. Кувыркаясь, Туран полетел над полом. Он бы пробил лобовое стекло и выпал наружу, но лежащий грудью на штурвале Ставро схватил его за шиворот и рванул к себе. Воротник впился в шею, дыхание перехватило. Туран, прижатый к боку великана, задергался.
В рассветной полумгле за окном он успел разглядеть протянувшуюся к склону провала широкую трубу из голубоватого металла, усеянную шипами, выступами и углублениями.
И еще кое-что стало видно при взгляде в окно: «Крафт», летящий прямо над трубой, вот-вот врежется в склон.
Емкости такого удара не выдержат, лопнут обе — тогда конец.
— Там что-то торчит! — крикнул Туран. — Слышишь? Надо зацепиться!
Оттолкнувшись от штурвала, он сорвал брезент с лебедки под окном. Пригнулся на наклонном полу, будто на крутом косогоре, и каблуком вмазал по стопору. Лебедка хрустнула, Туран дернул рукоять на торце. Она завращалась, из-под днища гондолы вниз полетел швартовочный крюк. Прошлой ночью Ставро починил механизм, сломанный в аварии на Корабле, повесил новый крюк на запасной трос.
— Он не выдержит! — крикнул великан, понявший наконец, что делает Туран.
— Хотя бы смягчит удар!
Свист ветра заглушил лязг, с которым крюк стукнулся о трубу. Она исчезла из виду за нижним краем окна. Каменистый склон, который рассекала поросшая травой широкая горизонтальная трещина, стремительно надвинулся.
Не сумев удержаться, Макс упала. Белорус схватил ее одной рукой, прижал к себе, второй вцепившись в ящик.
— Сейчас дернет, держитесь! — крикнул Туран.
— Крюк не закрепится там! — возразил Ставро.
И в этот миг термоплан будто напоролся на стену.
Нет, это были еще не камни — просто крюк зацепился за один из шипов, усеивающих трубу. Корма «Крафта» рванулась к склону, носовая часть, от которой шел трос, — обратно. Стремительно провернулась едва различимая панорама за окнами, Ставро и Турана отбросило от штурвала в разные стороны.
Туран спиной влип в стену, затылком ударился о лобовое стекло. Оно треснуло. В глазах потемнело, он услышал треск рвущегося троса, глухой стон сминаемой оболочки — и потерял сознание.
* * *
За глыбой протянулась длинная широкая расселина, идущая параллельно провалу, от которого ее отделяла каменная насыпь естественного происхождения. Расселина шла под уклон, все глубже вгрызаясь в землю, и заканчивалась неровной площадкой — каменным мешком, окруженным почти отвесными стенами. Там стоял успевший съехать вниз танкер, он пытался развернуться, но тыкался стволом в склоны.
— Туда давай, — приказал Макота, не убирая пальцы с тумблеров.
— Хозяин, опасно тут. — Дерюжка вывернул руль, огибая глыбу. — По самому краю идем, если камни осыплются эти — свалимся к ползуновой матке!
Макота не слышал. Он тихо выругался, уставившись под приборную доску.
— Хозяин! А если прям отсюда ракетой… Что с тобой?
— Это! — Атаман ткнул пальцем в монитор. — Что оно такое? Захар! Захар, что это?!
Там возникло что-то новое. Не точка, даже не пятно — почти треть экрана с той стороны, где был провал, побелела. Светлая область полукругом наползала на монитор. И она всё росла.
— Это чего? — удивился Малик, перегнувшись через спинку сиденья.
«Панч» въехал в расселину, по левую руку потянулся склон, на котором лежала скальная глыба, по правую — стена из камней, отделявшая расселину от провала. Вдруг что-то свалилось на кабину. Сквозь шум двигателя донесся вскрик, стук… Мимо лобового стекла пролетел не удержавшийся наверху человек в черном. Грузовик качнулся, переехав его.
— А, тварь! — крикнул Малик. — На каменюку эту перелез с башни танкера и нас дождался. Не вышло, гад!
— По звуку — вроде их двое прыгнуло, — вставил Леха.
Эти слова стали последними в его жизни.