Особенно,... 
63 
— В смысле? — не понял Яков. — Символ чего?
— В общем… Как бы объяснить…
Он надолго замолчал. Не привык Кир изливать душу, рассказывать о себе, пусть даже на самую малость делиться собою с другим человеком. Зачем? Лучше быть одному, так спокойнее и безопаснее. Ни друзей, ни возлюбленных, есть только ты, одинокий, юркий и быстрый — и безгласная, огромная, лишенная собственной воли и устремлений СЕТЬ. Ты как небольшая хищная рыба в ее бурных водах, ты сам по себе и не зависишь от стаи.
— Короче говоря, я раньше совсем хилым был, — стал пояснять он. — Так сложилось. Все время за компом, или читал. Курил много. Когда кашлять каждое утро стал, пошел в спортзал. С катаной начал заниматься, ну и просто кунг-фу. Не боевым, а упражнениями всякими, гимнастикой. Не то чтобы накачался как-то особо или бойцом крутым заделался, но окреп. Хотя лень мне, и неинтересно все это. Вот за компом сидеть — это да. Информацию потреблять. Я — информационный наркоман, понимаешь? А физические упражнения меня в тоску вгоняют. Мозг тренировать интереснее, чем мышцы. Но в то же время понятно ведь, что нельзя свое тело совсем запускать, от этого болячки всякие, да и просто умрешь рано… И я, хотя и не хотелось, заниматься себя заставлял. А потом — полюбил катану. Гантели, эспандеры — это все еще долго для меня оставалось каким-то орудием пыток, а с катаной заниматься понравилось. Стал удовольствие от этого получать. Ну и вот, теперь у меня такое внутреннее ощущение, что если я ее потеряю, оставлю где-то — все, быстро опять в дохляка превращусь. В развалину такую, хоть и молодую, с пузом висячим, с одышкой… Эх, курить бы еще бросить… не получается.
— Es ist die interessante Geschichte, — произнес Яков Афанасьевич.
Кирилл пошевелил губами. Это интересная… интересная Гишишт? История, вроде. 'Это интересная история', как-то так переводится. Откуда простой агроном немецкий знает? Хотя уже давно понятно стало, что Яков отнюдь не простой.
— А я и не пытаюсь курить бросить, — добавил тот. — Всю жизнь курю, лет с пятнадцати.
Кирилл уже собрался спросить, чем агроном занимался раньше, до того, как осесть в Жаково, но тот, повернувшись, хлопнул по борту своей машины и спросил с воодушевлением:
— А как тебе моя 'автовозка'?
— Что? — не понял Кир. Захватив сок, он подошел к Якову Афанасьевичу.
— Я ее так назвал! — объявил тот. — Люблю, понимаешь, придумывать названия всякие для своих изобретений. Главное достоинство: она и как телега может, и как авто. То есть можно в нее лошадь впрячь, а можно и двигатель врубить, а лошадь сзади привязать, чтобы тюхала следом. Думаю, тачанки варханов на этом же принципе, понимаешь? Чтобы можно было и рогача туда запрячь — и, если топливо имеется, на движке катить. О чем это нам говорит?
Кирилл ответил, не задумываясь:
— О том, что варханы в дальние походы часто ездят. И в такие места попадают, где горючку не раздобыть.
— Ну да, ну правильно, — согласился Яков, снова любовно поглаживая борт автовозки. — Так что теперь у нас с тобой есть такое вот средство передвижения.
— Да, но куда двигаться-то? — спросил Кирилл. И добавил, заметив, как странно Яков Афанасьевич глядит на него: — В чем дело?
— Пойдем в дом, — предложил тот. — Поговорить надо.
Когда Кирилл присел на койку и положил катану рядом, тявканье снаружи стало громче, и он привстал, решив, что гиены направляются к оврагу, но звуки вскоре стихли. Яков подтащил к столу табурет, поставил бутыль крыжовницы, открыл новый пакет сока, быстро нарезал колбасу. Кирилл уже заметил, что простые домашние заботы, которыми, как правило, больше заняты женщины, доставляют Якову Афанасьевичу удовольствие: он любил хлопотать по хозяйству, готовить и убирать не меньше, чем возиться со своей автовозкой.
Помимо сока и настойки, агроном достал пару бутылок пива из большой упаковки, которую притащил из магазина, еще когда Кир болел. Налил себе крыжовницы, подцепил вилкой ломтик селедки из пластиковой упаковки, взял стакан. Кирилл открыл пиво, они кивнули друг другу и выпили. Агроном крякнул, явно с большим кайфом закусил селедочкой, съел еще кружок колбасы. Кир сделал бутерброд, откусывая от него и попивая пиво, откинулся на койке.
— Во время болезни ты бредил, — сказал Яков, снова наливая себе настойки. — В первую ночь — особенно громко. И много. Говорил про свою катану, еще вспоминал маму, а еще какого-то человека со странным именем, дай припомню…
63 
