Вот хорошее заклинание, чтобы погасить любовь. Во время убывающей луны возьми четыре шерстинки черной кошки, такой, у которой нигде нет ни капли белого. Возьми белую свечу, высушенные лепестки трех красных роз и кусок бечевки. Напиши свое имя и имя того, кого хочешь оттолкнуть, на двух листках бумаги и привяжи их к разным концам бечевки.
Выйди под открытое небо. (Лучше всего получается в новолуние или ночь перед новолунием). Установи свой алтарь, очисти свой круг, обратись к Богине. Поставь белую свечу. Рассыпь розовые лепестки вокруг свечи. Возьми кошачью шерсть и расположи волоски по одному в каждой из четырех сторон света: север, юг, восток и запад. (Придави их камешками, если ночь ветреная). Зажги свечу и держи туго натянутую середину бечевки сантиметрах в пяти над пламенем. Потом скажи:
- «Как луна убывает, так убывает любовь.
- Уж я не голубка твоя и не стану вновь.
- Но жди терпеливо, и время придет,
- Другая любовь – и милее, и краше —
- Путь к сердцу найдет».
Повторяй стихи до тех пор, пока пламя не пережжет бечевку и оба имени не будут разделены навсегда. Не делай этого в сердцах, потому что твоя любовь на самом деле перестанет быть твоей. Такой способ годится только тогда, когда по-настоящему хотят навсегда избавиться от кого-то.
P.S. Кошачьи шерстинки ни на что не влияют. Я их добавляю для таинственности.
Брэдхэдэр
Когда родители и Мэри-Кей вернулись домой ближе к вечеру, я сидела на кухне и ела разогретую лазанью. Они все уставились на меня так, словно, придя домой, обнаружили у себя на кухне чужака.
– Морган, – сказал папа и кашлянул.
Его веки были красными, а лицо казалось осунувшимся и постаревшим по сравнению с тем, как выглядело утром. Его редеющие черные волосы были плотно приглажены к голове. Очки с толстыми стеклами в металлической оправе делали его похожим на сову.
– Да? – сказала я, удивляясь тому, как холодно и ровно звучит мой голос.
Я отпила содовой воды.
– С тобой все в порядке?
Вопрос был просто нелепый, но задать его было как раз в папином духе.
– Что ж, давайте посмотрим, – невозмутимо сказала я, не глядя на него. – Я только что узнала, что меня удочерили. И вот я тут сижу и перевариваю тот факт, что вы оба лгали мне всю мою жизнь. – Я пожала плечами. – В остальном я в порядке.
Мэри-Кей, казалось, вот-вот расплачется. Вернее, она выглядела так, как будто проплакала все утро.
– Морган, – сказала мама. – Может быть, наше решение не говорить тебе было ошибкой. Но у нас были на то причины. Мы любим тебя, и мы все еще твои родители.
Моей невозмутимости как не бывало.
– Причины? – воскликнула я. – У вас были причины скрывать от меня самый важный факт моей жизни? Такое нельзя оправдать никакими причинами!
– Морган, прекрати! – сказала Мэри-Кей дрожащим голосом. – Мы же семья. Я просто хочу, чтобы ты была моей сестрой. – Она заплакала, а у меня к горлу подступил ком.
– Я тоже хочу, чтобы ты была моей сестрой, – сказала я, вставая. – Но я уже не понимаю, что происходит. Что настоящее, а что нет.
Мэри-Кей громко разрыдалась и уткнулась в папино плечо.
Мама попыталась подойти ко мне и обнять, но я попятилась от нее. Именно в этот момент ее прикосновение показалось мне невыносимым. Вид у нее был убитый.
– Слушай, давай не будем сейчас ничего говорить, – предложил папа. – Подождем немного. Все мы испытали шок. Пожалуйста, Морган, выслушай только вот что. У нас с мамой две дочери, которых мы любим больше всего на свете. Две дочери.
– Мэри-Кей – ваша дочь, – сказала я, с ужасом чувствуя, как срывается мой голос. – Биологически. А я – никто!
– Не говори так! – потребовала мама с подавленным видом.
– Вы обе – наши дочери, – твердил папа. – И всегда ими останетесь.
Ничего более утешительного он не мог бы сказать, и от этого я разревелась. Я была настолько измучена физически и эмоционально, что поднялась, спотыкаясь, к себе в комнату, опустилась на кровать и задремала.
Пока я находилась между сном и бодрствованием, в комнату вошла мама и села возле меня на кровать. Она стала гладить мои волосы, ее пальцы осторожно пробирались сквозь спутанные пряди. Это напомнило мне тот сон, мою другую маму. «Может, это был и не сон, – подумала я. – Может, это было воспоминание».
– Мама, – сказала я.
– Тише, дорогая, спи, – прошептала она. – Я просто хотела сказать, что люблю тебя, что я твоя мама, а ты моя дочка с первой же секунды, как я тебя увидела.