Особенно,... 
86 
Улыбаясь про себя, она с удивлением вошла в эту клетку одного из хищников, тщательно хранившую в своих стенах секреты важных сеньоров и принцев. Шакал ушел, оставив после себя разъяренную самку, в сто раз более опасную, чем он сам, и Катрин решила лишить госпожу Ла Тремуй удовольствия видеть страх на своем лице. Гнев графини немедленно обрушился на нее.
– Мой муж беспокоится за твою шкуру больше, чем она того стоит, как мне кажется. Честное слово, он ведет себя как животное в сезон любви.
– Если он беспокоится за мою шкуру, – холодно сказала Катрин, – это вовсе не оттого, что он сумел ею попользоваться. Вашим вызовом к себе, высокоблагородная дама, вы спасли мне…
– Спасли? Что еще за слово? На что еще может надеяться такая девка, как ты, как не на благосклонность именитого сеньора? Ты забываешь, что я его жена?
– Я ваша служанка. Ваши распоряжения, данные мне, позволяют предполагать, что я могу его забыть.
Гнев дамы пошел на убыль, охлажденный тоном собеседницы. В гневе она обычно пыталась пустить кровь первому встречному, но женщина, стоявшая перед ней в гордой позе, не выражала страха, и она вспомнила, что нуждается в ее услугах. Нетерпеливым голосом графиня спросила:
– Ты принесла то, о чем я тебя просила?
Катрин утвердительно кивнула головой, но скрестила руки на груди, словно защищая то, что спрятала в корсаже.
– Напиток у меня, но я хочу вам кое-что сказать…
Рука дамы потянулась к ней, а в глазах под тяжелыми темными веками запрыгали жадные огоньки.
– Говори быстро… и давай! Я тороплюсь!
– Вчера вы обещали мне за напиток деньги. Я отказалась и сейчас отказываюсь от золота, но есть другая просьба.
Губы графини растянулись в улыбке, но в глазах появилось беспокойство.
– Ты уже сказала, что хочешь быть моей служанкой. Давай!
– Да, я это сказала и повторяю еще раз, но сегодня утром все изменилось. Наш предводитель попал в тюрьму. Ему грозит смерть. Мне нужна его жизнь.
– Какое мне дело до жизни дикаря? Дай мне флакон, если не хочешь, чтобы мои дамы забрали его у тебя силой.
Катрин медленно достала из-под нагрудника глиняный флакон и зажала его в руке. Ее глаза горели ненавистью, но рот улыбался.
– Вот он! Но если кто-нибудь подойдет ко мне, я брошу его на пол, и он разобьется. У нас нет золотых или серебряных флаконов… только глиняные, а глина – хрупкая. У ваших дам не будет времени забрать его у меня. Я разобью его… так же, как разобью в том случае, если Феро не вернется в табор!
На перекошенном лице графини отразилась внутренняя борьба между злостью, похотью и жадностью. Последняя победила.
– Подожди минутку. Я узнаю, что можно сделать.
Даже не прибрав волосы, она набросила на голову зеленую шелковую шаль и вышла. Оставшись одна, Катрин прилегла на подушки, набросанные у камина. Атмосфера в этой комнате душила и пугала ее. Эти резкие, тяжелые запахи, казалось, выделяла ядовитая хозяйка. Нервные пальцы Катрин ощупывали под тканью одежды твердые формы кинжала, ласкали контуры резного ястреба на рукоятке, как бы прося у него поддержки. Твердая рука Арно так часто сжимала эту рукоятку, что должна была оставить на ней немного своей силы.
Мысль о супруге наполняла глаза горячими и тяжелыми слезами… Что осталось от этого сильного тела, от этого красивого лица? Какие опустошения принесла им проказа? Дрожь пробежала по телу при воспоминании о прокаженных, которых она уже встречала на своем пути: отвратительные, серые руины плоти, не имевшие больше ничего человеческого. Время от времени они приходили на могилы святых молиться о невозможном излечении… Но нужно было ждать, снова ждать! Уставшая Катрин обхватила голову руками, пытаясь стереть скорбные видения, расслаблявшие ее волю. Перед глазами предстала другая фигура – светловолосого мужчины, голубые глаза которого смотрели на нее с такой нежностью, юноши, на чьей руке был повязан черный с серебром шарф. Он был красивым, уверенным и нежным. И все же Катрин оттолкнула видение, словно Пьер де Брезе пытался силой овладеть ее серцем и изгнать оттуда образ Арно.
Возвратившаяся госпожа де Ла Тремуй вырвала ее из мира грез. Графиня пристально посмотрела на сидевшую женщину, потом улыбнулась, но в этой улыбке Катрин распознала жестокость и приготовилась к обороне.
– Пойдем, ты будешь удовлетворена.
Как и в прошлую ночь, они вышли одна за другой, но на этот раз направились в другое место. Они вышли во двор, пересекли его, обогнули главную башню и приблизились к тюремной башне. По дороге Катрин увидела Тристана Эрмита в группе конюхов, игравших в шашки на большом камне. Он отвернулся, завидя ее, а потом проследил за ней глазами. Его взгляд, как обычно, был безразличен и неподвижен, но молодая женщина поняла: он спрашивал, что она собиралась делать в подобной компании.
86 
