45 
Но тут он неожиданно скомкал шарф и отбросил его в сторону. Потом закрыл лицо руками и испустил глубокий стон.
— Крейг, — тихо позвала она. — Крейг… не надо.
При звуке ее голоса, он резко вскинул голову.
На его лице отразился ужас. Он хотел встать, но Делия подошла к нему, опустилась перед ним на колени и взяла его лицо в обе руки. Он замер.
— Почему? — спросила она. — Почему все это?
— Это ты должна сказать, — яростно ответил он. — Черт тебя возьми! Почему ты не можешь быть честной со мной?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Я говорю о той игре, которую ты затеяла. Выглядит как доброта, а на самом деле жестокость, какой мир не видывал. Быть доброй к несчастному глупому слепому. Заставить его поверить, что он что-то значит для тебя. А потом упорхнуть от него. А может, еще хуже? Может, ты хочешь свести меня с ума? Может, тебе доставляет удовольствие знать, что я не перестаю думать о тебе днем и ночью? Я даже работать нормально уже не могу. Когда ты со мной, я все время думаю, смотришь ли ты на меня и каково твое впечатление от того, что видишь. Я уподобился тем дурачкам, которые вьются вокруг тебя! Наверное, тебе захотелось испытать свое мастерство обольщения на мне. Мне труднее подпасть под твои чары, меня труднее завоевать. Но тебе это удалось!
— Прекрати! — закричала она. — Как ты смеешь разговаривать со мной так? Чем я это заслужила? Я не хотела уезжать. Ты сам меня заставил.
— Надеюсь, ты приятно провела время, — глухо сказал он.
— Нет, я постоянно думала о тебе.
— Хочешь сказать, беспокоилась? Как Алисон?
— Крейг, что с тобой произошло? Ты был совсем другим… я чувствовала, что мы действительно становимся ближе друг другу…
— Ближе? Какая может быть между нами близость, если ты любишь другого?
— Я никого другого не люблю.
— Возможно, тебе не обязательно любить его, чтобы жить с ним. Или у вас с ним, как нынче принято, имеются ключи от квартиры друг друга? Ты должна была сказать мне об этом. Я, конечно, о чем-то догадывался, когда он позвонил тебе в первый вечер, но такого не мог предположить.
— Поверь, он никогда для меня ничего не значил. И у него никогда не было ключей от моей квартиры.
— Однако, он, каким-то образом, проник туда и достал твои вещи.
— Крейг, ты просто дурак.
Она с трудом сдерживала смех. Это был смех радости, облегчения и удивления.
— Перестань смеяться надо мной, черт тебя подери! Не смейся!
— Я не смеюсь. Клянусь тебе, я не люблю Лоуренса. Я живу одна, просто сейчас у меня гостит подруга, она-то и впустила его в квартиру.
Крейг замер в напряжении, как человек, боящийся поверить в хорошие новости.
— Но он знал, какое платье выбрать…
— Он меня в нем однажды видел. Оно вульгарное. Раньше мне было все равно, а теперь нет. Между мной и Лоуренсом все кончено. Да ничего особенного и не было никогда. Сегодня вечером он познакомился с девушкой, которая без ума от него. Крейг, пожалуйста, забудь о Лоуренсе.
— Если бы я мог, — прошептал он.
— Он не может стоять между нами. Ты единственный, кого я… люблю.
Чтобы произнести эти слова, она собрала все свое мужество.
— Не говори так, если это неправда, — хрипло сказал Крейг.
— Это правда. Я не знаю, когда это началось. Просто случилось, и все. Когда я это поняла, было уже слишком поздно. — Она пыталась понять выражение его лица, но на нем ничего не было видно, и у нее упало сердце. — Если ты не любишь меня… — начала она, запинаясь.
Но продолжать ей не пришлось. Его руки крепко обняли ее, привлекли к себе, а губы прижались к ее губам. Он целовал ее неистово, как бы стремясь найти ответ на вопрос, который не мог задать. Она дала Крейгу этот ответ всем своим сердцем. Наконец, ему удалось сломать все барьеры подозрений, и он открылся ей так, как она не могла даже надеяться.
Она поняла теперь, почему в течение стольких лет ее сердце оставалось холодным. Оно ждало встречи с тем единственным мужчиной, который сможет зажечь в нем огонь. Теперь, когда это произошло, она начинала жить заново. И она отдала ему всю себя.
Его губы настойчиво искали ее губы, руки обвились вокруг нее, лаская тело, и это ощущение воспламенило его. Облегающее платье подчеркивало все изгибы ее фигуры, подстегивая его воображение.
— Я был уверен, что ты принадлежишь ему, — шептал он. — Поэтому не разрешал себе даже думать о тебе…
45 
