Особенно,... 
78 
— Ну, ты это… — начал напарник.
— Да заткнись ты, придурок! — прошипела она. — Чувствуете? Химик, чувствуешь?
Подняв «Кедр», я кинул взгляд через плечо. Среди завалов битой кирпичной кладки никого не было.
— Что я должен чувствовать?
— Выброс скоро, — сказал Никита. — Ну точно! То-то я удивился, почему аномалий столько. А теперь на небо глянь. Вон, на севере… то есть на юге.
Мы привыкли, что ЧАЭС находится в северной стороне, полосатая труба Саркофага, накрывающего четвертый и пятый энергоблоки, всегда торчала на горизонте. Но сейчас-то мы сами были на севере — вернее, к северу от станции, — значит, она осталась на юге. Трубу скрывал высокий холм на краю города, тот, где стоял кирпичный завод. Небо в той стороне изменилось, блеклые перламутровые волны прокатывались по нему.
— Точно выброс, — сказал я Кате. — Надо прятаться.
Пригоршня добавил:
— Да и лешие эти вернутся. Один спасся, сейчас дружков приведет.
Она дернула плечами и зашагала в сторону автовокзала.
— За мной идите, — бросила Катя, не оборачиваясь. — Вы должны мне помочь.
Мы с напарником переглянулись, Никита, пошевелив бровями, шепнул:
— Решительная девка. Ты откуда ее знаешь?
— Потом расскажу.
— И что-то она странная какая-то.
— Может, у нее был нервный срыв? — предположил я.
— Был или продолжается?
Катя крикнула на ходу:
— Да не топчитесь вы там!
Перекинув черев головы ремни «Кедров», мы пошли следом. Никита тихо спросил:
— Ты веришь в любовь с первого взгляда?
— Зависит оттого, на кого смотришь.
— Вот тут ты прав! — согласился он. — Когда ты прав, так ты прав, а сейчас ты прав.
Он окинул взглядом площадь и повысил голос:
— Эй! Левее бери. А то прям через площадь маршируешь, как на параде. Если кто за памятником спрятался…
— Нет там никого, — отрезала она. — Гранатометчик за подмогой побежал, больше никого не осталось.
— Все равно — ближе к стенам надо идти. Химик, ты чего?
Я сбился с шага, ощутив нечто неприятное. Нет, не приближение выброса — хотя он и вправду близился, и от этого на душе было как-то муторно, да еще сосало под ложечкой, — но кое-что еще. Будто стоишь по плечи в воде, и откуда-то сзади на тебя накатывают волны, мягко, но настойчиво толкают в спину. И волны эти очень какие-то… тревожащие, что ли. А еще кажется — они теплые, причем каждая следующая теплее предыдущей, скоро вода станет как кипяток и обожжет… обожжет сознание.
— Катя, что это там плещется? — спросил я.
Она оглянулась.
— Плещется?
— Я что-то чувствую.
— Чувствует он! — с непонятным выражением, чуть ли не презрительно повторила она.
— У напарника мово повышенная чувствительность, — пояснил Пригоршня с гордостью, будто расхваливал призового свина, которому давал отборный корм целый год. — Он всякие такие аномальные штуки враз ощущает. Вот и выброс…
— Нет, это не выброс, — возразил я. — Что-то другое.
Она вновь оглянулась — в глазах мелькнул интерес.
— Значит, у тебя есть ментальные способности, — сказала Катя. — В Зоне они у многих, она людей меняет. Правильно, это не выброс, это Мгла.
— Какая еще Мгла? — удивился Никита. — Ты так говоришь, будто это имя. Слушай, Андрюха, надо нам…
Я перебил, уставившись в спину Кати:
— Эй, Катерина, что в Зоне за последние пару месяцев случилось? А то мы отсиживались в одной дыре, ничего не знаем.
— Она расширилась, — ответила девчонка. — И еще что-то произошло, непонятное, вроде зеленого выброса.
— Зеленого выброса? — Никита покосился на меня.
— Почему твой друг все время переспрашивает, ему псевдогигант на ухо наступил? Он твой напарник, Химик? Зачем тебе такой нужен?
— Просто мне нравится, как его спина заслоняет меня от мира, — любезно пояснил я.
Катя некоторое время шла молча, потом сказала:
— Был зеленый выброс. Из-за этого ландшафт покорежило, многие районы сместились. Плюс новые аномалии полезли. Да много всякого нового возникло.
— Но с этой… с планетой-то все нормально? — осторожно уточнил напарник.
Девушка с легким удивлением оглянулась на него и пожала плечами. Он сказал:
— Так, теперь в эту дверь давай, внутрь вокзала этого…
— Я вас туда и веду, — перебила она, поворачивая.
78 
