108 
— В этом случае да. — Он неожиданно повернулся ко мне:
— Я говорил тебе, что ненавижу мальчика. Когда я вижу его, то представляю тебя с этим испанцем. Я хочу переломать ему все кости; хочу уничтожить все, что напоминает мне об этом.
— Ты жесток. Обвинять ребенка…
— Ты должна была отправить его с твоей матушкой.
— Моего родного сына!
— Перестанешь ты говорить о твоем сыне? Скоро у тебя будет мой, и тогда это темнокожее отродье должно будет убраться отсюда. Я могу взять его с собой в море и отвезти домой. Что ты на это скажешь?
— Если ты осмелишься тронуть этого мальчика…
— То что будет? — насмехался он.
— Я убью тебя, Джейк Пенлайон.
— Итак, ты собираешься стать убийцей.
— Да, если кто-нибудь причинит вред моему сыну — О, давай перестанем говорить об этом ублюдке. В детской будет столько настоящих мальчиков, что ты не будешь скучать еще по одному.
Я ударила его по лицу. Проявление эмоции всегда возбуждало его. Он схватил меня за руки и силой опрокинул на пол.
Это была неизбежная концовка, но она ничего не решала.
Он ненавидел моего сына из-за его отца, и это тревожило меня.
Когда Роберто заболел, я была с ним все время. Думаю, причиной болезни стал холодный восточный ветер, который неожиданно подул и был слишком свежим для него.
Дженнет и Мануэла ухаживали за ним, и я провела с ними в детской целый день.
Когда наступили сумерки, ему стало немного легче.
— Кажется, ему лучше от того, что вы с ним, хозяйка, — сказала Дженнет.
Это была правда: когда я сидела около его кровати, он немного поспал, держа меня за руку, и если я пыталась высвободить ее, то сразу же его горячие маленькие ручки сжимались сильнее.
Я решила, что останусь с ним.
Когда наступила ночь, Джейк пришел в детскую. Дженнет и Мануэла поспешно удалились.
— Что это значит? — спросил Джейк. — Я жду тебя.
— Ребенок болен, — ответила я.
— Эти две женщины могут позаботиться о нем.
— Ему становится хуже без меня.
— Не хуже, чем мне без тебя.
— Я останусь здесь на ночь.
— Нет, — сказал он, — ты пойдешь со мной, в постель.
— Эту ночь я буду с моим сыном.
— Пойдем… — сказал он.
Он схватил меня за руку, я встала и оттолкнула его:
— Ты разбудишь ребенка.
— Почему я должен волноваться об этом?
— Это волнует меня, — сказала я. Я вышла из комнаты вместе с ним, так как не хотела волновать Роберто.
— Уходи! — сказала я.
— А если я решил не уходить?
— Тебе необходимо изменить это решение.
— Ты пойдешь со мной.
— Я останусь с моим сыном.
Мы, не отрываясь, смотрели в глаза друг другу.
— Я могу отнести тебя туда, — сказал он.
— Если ты дотронешься до меня, Джейк Пенлайон, — сказала я, — я уйду из этого дома. Я заберу моего сына к матушке и никогда больше не увижу тебя.
Он стоял в нерешительности, и я поняла, что одержала победу.
— Уходи, — сказала я, — и не кричи. Если ты разбудишь ребенка, если ты напугаешь его, я никогда не прощу тебя.
— Ты не боишься, что я сейчас уйду к другим?
— Если тебе так нужно, иди.
— Тебя не беспокоит это?
— Говорю тебе, что сейчас меня беспокоит только сон моего сына, и я останусь с ним, чтобы быть уверенной, что он спит.
— Кэт, — сказал он. — Я хочу тебя… сейчас… в эту минуту.
— Уходи.
— Тебя не волнует, что я сделаю?
— Делай все, что захочешь.
Он схватил меня за руку и несколько раз встряхнул.
— Ты прекрасно знаешь, что я желаю только тебя. Я торжествующе рассмеялась. Конечно, я победила!
Я вернулась к Роберто.
Утром ребенку стало лучше, но я знала, что он боится Джейка Пенлайона.
* * *
Пришло лето. Тенериф, казалось, стал далеким прошлым. Я привыкла к образу жизни в Пенлайон-корте. Вскоре Джейк должен был отправиться в плавание. Он отложил его из-за нашей женитьбы, и я знала, что он хотел быть со мной; но, конечно, он не мог оставаться на берегу вечно. Думаю, он хотел бы взять меня с собой, но я была беременна, а море — неподходящее место для женщины в моем положении. Он любил море, и его корабль был дороже его сердцу, чем какое-либо живое существо, я уверена в этом, тем не менее, он засиделся на берегу, так как не мог меня оставить.
Он никогда не сможет забыть о нападении пиратов, произошедшем в его отсутствии. Он боялся, что это может повториться, и разрывался между страстью к морю и жизнью со мной.
108 
