105 
Я боюсь.
Я нахожусь в этом отеле, взрослая женщина, образованная, умная, здравомыслящая. И я боюсь поднять телефонную трубку и позвонить собственной матери.
Несколько дней назад я бы назвала это не страхом, а нежеланием, может, уклончивостью. Несколько дней назад я бы смогла доказать себе, очень убедительно доказать, что мамино вмешательство в дело Сета не принесет никаких конструктивных результатов, скорее навредит, а, следовательно, контакт с ней бесполезен.
Несколько дней назад я бы очень логично убедила себя в том, что причина моих чувств к Сету коренится в моральном долге.
Несколько дней назад я отказалась бы – и действительно отказывалась – признавать свою зависть к Куинам с их шумными манерами, с их недисциплинированностью и бурным выражением чувств. Я признала бы, что их поведение и нешаблонные взаимоотношения интересны, но ни за что в жизни не признала бы, что мечтаю хоть как-нибудь вписаться в их жизнь, стать ее частью.
Конечно же, мне не место в их жизни, и я смиряюсь с этим.
Несколько дней назад я попыталась бы опровергнуть глубину и важность своих чувств к Филипу. Любовь, говорила бы я себе, не может вспыхнуть так быстро и с такой силой, я испытываю влечение, желание, пусть даже похоть, но не любовь… Легче опровергать, чем смотреть правде в глаза. Я боюсь любви, боюсь того, что она требует. И я еще больше, гораздо больше, боюсь не получить ответной любви.
Однако я могу с этим смириться. Я прекрасно понимаю границы моих отношений с Филипом. Мы оба взрослые люди, каждый – со своей моделью поведения, со своим образом жизни, у него – свои цели в жизни, у меня – свои. Я могу лишь благодарить судьбу за то, что наши пути пересеклись. Я многому научилась за то короткое время, что знаю его. Я многое узнала о себе самой.
Не думаю, что останусь прежней. Не хочу оставаться прежней. Однако, чтобы измениться, повзрослеть, необходимо кое-что предпринять.
Письменное изложение мыслей и анализ чувств помогают, хотя и не решают проблемы.
Филип только что звонил из Балтимора. Судя по его голосу, он устал и взволнован. Он встречался с поверенным, занимающимся страховым полисом его отца. Страховая компания отказывается оплачивать этот полис и начала расследование обстоятельств смерти профессора Куина на основании подозрения в самоубийстве. Это очень осложнило финансовое положение Куинов, которым приходится заботиться о Сете, вести новый бизнес.
Вряд ли я сознавала до этого момента, насколько им важно выиграть это сражение. Не ради денег, как я вначале полагала, а чтобы очистить имя отца.
Лично я не считаю самоубийство трусливым поступком. Когда-то я сама подумывала о нем. Заготовила надлежащую записку, уже сжимала в руке необходимые таблетки. Но мне было только шестнадцать, и мою глупость легко понять. Естественно, я разорвала записку, избавилась от таблеток и от мысли о самоубийстве.
Самоубийство пошло, некрасиво. Бросит тень на репутацию моей семьи… Господи, я даже не представляла, что вынашивала столько гнева.
Однако Куины, как я узнала, считают самоубийство трусливым, эгоистичным поступком. Они отказываются признавать и хотят доказать другим, что человек, которого они так сильно любят, не способен на подобный поступок.
Дело явно идет к их победе. Страховая компания предложила компромиссное решение, к которому, как считает Филип, их склонили мои показания. Может, он прав. Конечно, Куины, вероятно генетически, не созданы для компромиссов. «Все или ничего», – вот как сформулировал это Филип. Он верит, как и его адвокат, что скоро они получат все.
Я счастлива за них. Хотя я не имела чести встретиться с Рэймондом и Стеллой Куин, я представляю, что это были за люди, после общения с их семьей. Профессор Куин заслужил того, чтобы покоиться в мире. Так же, как и Сет заслужил носить имя Куин и жить в семье, где его искренне любят.
Я могу помочь им. Мне придется сделать этот звонок. Мне придется дать показания. О, у меня уже трясутся руки. Какая же я трусиха. Нет, Сет назвал бы меня нытиком. А это почему-то еще хуже.
Она приводит меня в ужас. Вот, я это написала. Моя собственная мать приводит меня в ужас. Она ни разу не подняла на меня руку, редко повышала голос и все же лепила из меня все, что хотела. А я почти не сопротивлялась.
Мой отец? Он был слишком занят, чтобы замечать меня.
Я могу позвонить ей. Чтобы получить от нее то, что хочу, я могу использовать положение в обществе, которого достигла по ее настоянию. Я – уважаемый ученый, в некотором смысле общественная фигура, хоть и не очень значительная. Если я скажу ей, что воспользуюсь этим, если заставлю ее поверить, что смогу этим воспользоваться, она снабдит адвоката Куинов письменным заявлением об обстоятельствах рождения Глории, признает, что профессор Куин пытался несколько раз связаться с ней для подтверждения отцовства Глории. Она меня возненавидит. Но она это сделает.
105 
