Последние отзывы

  105  

Кожа на лбу профессора собралась складками, левый глаз часто заморгал. Правый, скрытый огромным выпуклым бельмом, оставался неподвижен и пялился в пустоту.

Сухие серые губы раздвинулись, слабый голос прошелестел:

- Не подходите близко, не надо.

- Стоять, - негромко произнес один из охранников.

Северов провел дрожащими пальцами по лбу и прошептал:

- От вас идет пелена.

- Что? - спросил я.

Он опять затрясся.

- Тише, тише. В этом мире все так… так громко, так выпукло и ярко. Все шершавое, острое, мне трудно в нем. Шершавый мир, очень плотный, жесткий.

- В этом мире? - переспросил я негромко. - В каком «этом»?

- В мире реальных вещей, физическом мире. - Я едва слышал его, казалось, это умирающий шепчет столпившимся у постели родственникам. - Я привык к иному. Долгие годы мы обитали там, где есть только энергия, в пространстве чистой информации. В коконах так легко дышится, так тепло и безопасно, безопасно… - С каждым словом он говорил все тише и наконец смолк, будто заснул. Или умер. Левый глаз закрылся, бельмастый пялился в никуда. Я растерянно оглянулся - наш проводник ушел, Бугров стоял в той же позе, Аня смотрела на Северова, подавшись вперед, прижав руки к груди. Она казалась напуганной и в то же время рассерженной.

А меня все это начинало злить. Ну вас в мапупу, как сказал бы кое-кто. Что за ерунда? У нас есть дело, а разговоры про другие миры и чистую энергию - бессмысленная болтовня. Я повернулся к Северову, чтобы сказать ему это… и не сказал.

На подлокотнике был маленький джойстик, профессор тронул его, и кресло поехало ко мне. Тележка с аппаратом, затарахтев, сдвинулась с места, качнулись провода. Телохранители одновременно сделали шаг вперед, потом второй. Кресло остановилось. Северов так и не покинул тень под стеллажом, но теперь видно хозяина Зоны стало получше.

И вдруг мне стало жалко его. В этом лице с запавшими глазами, в большом выпуклом лбу и вялом подбородке с обвисшей кожей еще остались следы былой силы. Когда-то… когда-то очень давно Северов был настоящим человеком. Из тех, кто оставляет след в истории, кто попадает в учебники. На что он поменял все это? На могущество в границах Зоны? На жизнь в «пространстве чистой информации»? Почему его тело превратилось в развалину, что выжгло нервную систему и так расстроило органы чувств, что теперь его пугает любой резкий звук, а обычные предметы кажутся слишком выпуклыми и шершавыми?

- Вы должны завершить свою миссию утром, - прошептал он.

Я нахмурился. Хоть что-то внятное, наконец-то.

- Почему утром?

- Плутоний должен пройти определенные стадии облучения, для этого на стенде собрали большую установку. Если…

- Где? - перебил я, и Северов опять вздрогнул. - Где собрали?

- В машинном зале третьего энергоблока, - прошелестел он. - Трансмутация проходит в три этапа, это связано с истечением быстрых нейтронов. Процесс завершится к одиннадцати часам дня, может, к полудню. Преждевременный взрыв не имеет смысла для Кречета.

- Кречет находится там же, в этом зале?

Пальцы на подлокотнике шевельнулись, кресло стало отъезжать от меня. На стеллаже мигнули диоды, тихо загудел выключенный монитор, что-то треснуло в принтере. Охранники застыли, руки лежали на арбалетах, и я решил не идти за профессором.

- Не шевелитесь, прошу вас, - прошептал он. - По крайней мере, не делайте резких движений. Вы будто бьете меня ножом, когда двигаетесь быстро, бьете ножом прямо в мозг, в мой мозг. Да, он там, Кречет там. Конечно. Он ждет. Это же игра, а доктор хороший игрок. Он ждет моего хода, ждет контратаки, моей атаки, прохода пешек по флангу… Я…

- Как нам попасть в машинный зал? - спросила Аня, подходя ко мне.

Руки Северова потянулись к кольцу с окуляром.

- Не подходи, не подходи ближе, - зашептал он, снимая устройство с кронштейна. - Что это, почему от тебя так сквозит? Я могу простудиться, мой мозг простудится, стой на месте!

Я положил руку на плечо Ани и заставил отступить на шаг. Северов надел кольцо на голову, повернул, чтобы окуляр пришелся на левый глаз. Темный монитор за креслом мигнул, разгорелся - на экране проступила карта. Сплошные линии и зигзаги, надписи, стрелки… Профессор поднял руку, морщинистая ладошка обратилась к нам, он переместил ее, будто сдвигал что-то в воздухе, - изображение на мониторе поползло в сторону. Рука опустилась - и карта вслед за ней. Поднялась, качнулась вбок, два пальца сложились «ножницами», перерезали что-то невидимое… Изображение съехало в сторону, вдоль левого края протянулась линия разреза. Примерно треть, где были железнодорожная ветка и Припять, отпала от остального изображения. Северов сделал жест, будто сминал лист бумаги, и эта часть карты сморщилась, свернулась в комок, полетела в левый угол монитора, где мерцало стилизованное изображение мусорной корзины. Комок исчез в ней, оставшаяся часть карты развернулась на весь экран, увеличилась, там проступили линии, невидимые раньше. Северов ткнул перед собой указательным пальцем. Одна из клавиш стоящего под монитором принтера с клацаньем ушла в корпус. Рука профессора без сил упала на колени. Зашелестело, затрещало, из принтера полез лист бумаги.

  105