16. Этот «кто-то», а возможно, другой человек, стрелял в меня на кладбище.
17. Моего брата посадили в тюрьму под вымышленным предлогом. Возможно, чтобы человеку, который в меня стрелял, удобнее было совершить на меня покушение. Может, это было сделано, чтобы напугать нас и вынудить уехать, что бы ни говорил нам шериф.
Толливер потянулся, зевнул и заглянул мне через плечо.
- Зачем это все? - спросил он.
- Нужно понять, что здесь происходит. Это единственный способ отсюда уехать.
- Уедем завтра утром. Плевать мне на все. Пусть хоть выставят на дороге заставу, мы уезжаем из города.
Глава четырнадцатая
Я проглотила две таблетки парацетамола и заставила себя улыбнуться.
Толливер подошел к окну и посмотрел на улицу.
- Ой-ой-ой! - воскликнул он. - Собирается гроза.
- То-то у меня начинает болеть голова.
- Может, ты в придачу проголодалась? - мягко спросил он.
- Я ела несколько часов назад.
- Так уже пора. Тем более ты и съела-то всего полсэндвича. Поедем в «Маунт Парнас», хватит приключений на наши головы.
- Неплохая мысль. Но, знаешь, мы могли бы просто упаковаться и двинуться в дорогу,- сказала я.
- Но не в грозу же.
Из- за меня мы не могли ездить в непогоду, потому что временами я очень плохо реагировала на ненастье. Еще одна моя слабость.
- Поедем в «Маунт Парнас», - сказал он. - До него всего двенадцать миль.
На улице уже стемнело, отчасти из-за надвигающейся грозы. Поскольку у меня болела голова, за руль сел Толливер. Поэтому, когда зазвонил мобильник, ответила я. Звонил старший брат Толливера, Марк.
- Привет, - сказала я. - Как ты?
- Бывало и лучше, - ответил он. - Толливер рядом?
Я молча подала Толливеру трубку. Он не любил говорить и вести машину одновременно, поэтому свернул на обочину. Марк Лэнг был уже почти в том возрасте, когда юноша может покинуть дом, когда моя мать и его отец стали жить вместе и в конце концов поженились. Моя мать ему не нравилась, ему не нравилась обстановка в доме, и он убрался оттуда при первой же возможности. Ради Толливера он заглядывал к нам каждые две недели. Он помогал кормить и одевать нас, заботился о медицинской помощи, когда мы болели, а взрослые были слишком накачаны наркотиками, чтобы об этом подумать. Любимицей Марка была Камерон, как я была любимицей Толливера. Две младшие девочки для Марка были просто еще двумя существами, которым нужен уход и присмотр. Можно представить, как он расстроился, когда ему позвонили и рассказали об исчезновении Мариеллы. Наверняка потому сейчас он и связался с Толливером.
- Он ее нашел, - сообщил мне Толливер, на мгновение отстранив трубку от уха. - За какой-то час.
Слава богу. У меня, конечно, было несколько вопросов, но я решила дождаться окончания разговора.
Разговор закончился быстро, и Толливер коротко сказал:
- Они прятались в здании воскресной школы Крейга.
- Что… А где она сейчас?
- Пошла домой. У Крейга кончилась еда, поэтому ей стало неинтересно.
Мы замолчали. О Мариелле было больше нечего сказать. Ребенком она столько всего повидала, что невинной ее уже никак не назовешь. Вероятно, она быстро пойдет по той же дорожке, что и наша мать, несмотря на все уроки воскресной школы и часы в церкви Ионы, несмотря на нравоучения и школьные уроки. Чтобы жизнь девочек не была сплошной унылой работой, мы с Толливером посылали деньги Мариелле и Грейси - на уроки танцев, вокала, живописи. Все это крутилось знакомым скучным перечнем в моей голове, пока я вновь пыталась понять, что еще мы могли бы сделать. Суд никогда бы не позволил нам с Толливером самим воспитывать девочек.
Головная боль усилилась, и я с тревогой посмотрела на небо. Я знала, что скоро увижу вспышку молнии.
Мы включили радио, чтобы прослушать прогноз погоды. Предсказывали грозу с проливным дождем и молниями. Какой сюрприз! Предупреждали об угрозе наводнения - такие предупреждения следует воспринимать серьезно там, где дороги ныряют далеко вниз, а потом снова бегут в гору, в местности, где все ручьи и пруды уже переполнены водой из-за множества дождей, рано начавшихся этой осенью.
Мы добрались до маленького типичного ресторанчика через десять минут и вошли, захватив с собой плащи. Возле двери, ведущей на кухню, сидели пожилые супруги, за другим столиком мужчина читал газету. Молодая пара, обоим чуть больше двадцати, с двумя детьми заняла кабинку возле большого окна. Оба бледные, толстые, оба в спортивных костюмах из «Уол-Марта». На муже была бейсболка, жена собрала волосы во вьющийся «хвост»; ее веки были покрыты голубыми тенями. Мальчик лет шести в камуфляжной форме держал пластмассовое ружье. У маленькой девочки были густые, кудрявые светло-каштановые волосы, как у матери, хорошенькое и безучастное личико. Она рисовала.