Особенно,... 
57 
– Но…
– Бросьте! Бесполезно отпираться! Кого вы хотите убедить? Соблаговолите, пожалуйста, снять головной убор и показать ваши волосы. Если они не из чистого золота, мы признаем свою ошибку и согласимся с тем, что вы не госпожа де Бразен.
Сознавая всю безвыходность положения, Катрин попыталась отговориться. Ей необходимо было сохранить свободу. Лучше было бы разойтись с миром.
– Хорошо, – с улыбкой начала она. – Вы меня узнали. Но ваши часы отстают, сир бургомистр. Много воды утекло с тех пор. Я уже не госпожа де Бразен, ничто больше не связывает меня с Бургундией, где у меня, однако, остались друзья, что, по-моему, вполне естественно. Теперь я госпожа де Монсальви, супруга одного из лучших офицеров короля Карла VII и придворная дама королевы Сицилии. Должна признать, – по-прежнему улыбаясь, добавила она, – что подобное заявление, сделанное два года назад, стоило бы мне заточения в тюрьму. Но Франция и Бургундия заключили мир, не так ли? Теперь вы знаете все, и я думаю, что вам не остается ничего другого, как пожелать мне счастливого пути и удалиться.
Улыбка Катрин не возымела привычного действия, и лицо ван де Валя осталось каменным.
– Не надо так спешить. Скажите мне, зачем вы приехали сюда да еще под вымышленным именем?
– Раз вы так хорошо осведомлены, вам бы следовал знать, что я приехала молиться перед святой кровью Всевышнего, чтобы он дал здоровье моему тяжелораненому супругу. Мне показалось, что это лучше сделать под чужим именем. Вчера поздно вечером я отправилась…
– …преклонить колени перед реликвией в сопровождении ван Эйка, я знаю! Но потом вы тайком вышли из часовни и направились к ратуше. На лодке вы подъехали к дому флорентийки. Бесполезно это отрицать. У нас есть проворные шпионы, способные любого выследить, не привлекая внимания, особенно в такой темноте!
Этот поставленный, бесстрастный голос, чеканящий каждый слог, действовал на нервы Катрин, унося прочь всякие помыслы о дипломатии.
Ледяным голосом, потеряв всякое терпение, она возразила:
– Даже если все это правда, может быть, вы соблаговолите объяснить мне, какое дело вам до моих личных дел?
– Должен признаться, лично меня они не касаются, но речь идет о безопасности города. Вы носите под сердцем ребенка принца, который причиняет нам столько неприятностей, и вы не боитесь приехать сюда, чтобы от него избавиться!
– Это неправда! Когда-то у меня был сын от монсеньора Филиппа, но этот ребенок умер, и вы это знаете лучше, чем кто-либо другой, вы ведь так прекрасно осведомлены! Больше у меня от него детей не было! Как это могло произойти, если я жила в Оверни, а он в своем государстве?
Луи ван де Валь поднял руки, желая прекратить поток ее объяснений.
– Бесполезно оправдываться. Все, что вы скажете, ничего не изменит.
– Что вы хотите сказать?
– Вы останетесь здесь до рождения ребенка. Тогда и посмотрим, на кого он похож!
– Клянусь своей жизнью, что он не от герцога.
– Возможно, но это и не главное, – произнес бургомистр с холодной усмешкой. – Важно, что вы останетесь здесь в ожидании ребенка под хорошей охраной и что герцог об этом быстро узнает.
Катрин нашла в себе мужество, чтобы рассмеяться.
– И что из этого? Мы уже давно ничего не значим друг для друга. То, что произойдет с супругой сира де Монсальви и его ребенком, ему совершенно безразлично. Вы совершаете непоправимую ошибку, сир бургомистр, ошибку, о которой, возможно, горько пожалеете.
– Не думаю. Даже если ребенок не от герцога, он и не от вашего мужа, поскольку вы приложили столько усилий, чтобы избавиться от него. Что же касается чувств к вам монсеньора, я не уверен, что вы о них знаете. Госпожа Катрин, вы слишком скромны. Герцог вас не забыл. Все здесь знают правду о Золотом Руне…
– Правду восьмилетней давности.
– Время здесь ни при чем. Монсеньор Филипп очень чувствительный, и, зная, что вы в наших руках и подвергаетесь смертельной опасности, он не будет тянуть с решением вопроса.
В горле у Катрин пересохло.
– Смертельной? Вы потеряли рассудок? Что я вам сделала?
– Абсолютно ничего, но, если герцог откажется вернуть нам наши привилегии или осмелится напасть на нас, нам придется вас немедленно казнить.
Готье больше не смог этого выносить. Уже трижды во время диалога Катрин властным жестом удерживала его порыв. Но на этот раз он не сдержался.
Выхватив шпагу, он направил ее острие в грудь бургомистра.
57 
