Особенно,... 
25 
— Джастин!
— Стоял там часами и думал: сегодня все будет иначе, сегодня она придет.
Он так хорошо понимал Марка. Жаль только, что не знал, как поговорить с сыном напрямую.
Эви, не думая, потянулась к нему и обняла, в точности как только что обнимала мальчика. И Джастин обнял ее в ответ.
— Я был уверен, что она придет, — неожиданно потерянным голосом прошептал он. — Но ее все не было.
— Вы? — недоуменно переспросила Эви.
— Она обещала… — Он ее, кажется, даже не слышал. — Я знал, что она обманет, но все равно продолжал ждать.
Лишь теперь Эви осознала, что Джастин оплакивает не трагедию сына, а свою собственную. И у нее словно пропасть разверзлась под ногами.
Им нельзя было оставаться здесь, в коридоре: Марк мог проснуться и их заметить. Очень мягко она увела мужчину в свою комнату. Там он устало рухнул на постель, по-прежнему не разжимая объятий, и увлек девушку за собой.
Сейчас он не был ни грубым, ни надменным, Эви видела перед собой только человека, отчаянно нуждающегося в утешении.
— Все в порядке, — прошептала она также, как только что шептала его сыну. — Все будет хорошо. Расскажите мне…
— Я не могу, — хрипло прошептал он, продолжая стискивать Эви в объятиях. — Это слишком тяжело…
Он так страдал, что это было невыносимо. Не выдержав, Эви прижалась к его губам. Они целовались до тех пор, пока Джастин слегка не ослабил хватку и не начал успокаиваться.
Этот поцелуй был не похож на предыдущий: если первый был полон желания и злости, то сейчас Эви чувствовала всепоглощающую нежность и печаль. Она все на свете отдала бы, чтобы помочь этому мужчине.
Наконец он опрокинул девушку на постель, и она сама помогла ему расстегнуть пижаму. Он лег, уложив голову ей на грудь, и замер в неподвижности. Поначалу Эви даже решила, что ничего другого сейчас ему и не нужно. Но затем Джастин принялся ласкать ее, и она убедилась, что их желания ничем не отличаются.
Они любили друг друга торопливо, словно спешили в чем-то убедить друг друга. А когда наконец убедили, то занимались любовью уже очень медленно, с наслаждением, точно изучая доставшееся им сокровище.
И наконец, умиротворенные, вытянулись на постели, купаясь в лунном свете.
Эви поцеловала его.
— А теперь можешь рассказать?
— Не знаю. Я никогда и ни с кем не говорил об этом. Не знаю, с чего начать.
— Начни со своей матери.
— С которой?
Этот ответ поразил Эви. Она даже приподнялась на локте, пристально глядя на Джастина. Чуть помедлив, тот продолжил:
— Первые семь лет жизни я был самым обычным ребенком, жил с родителями и думал, что они меня любят. Но затем женщина, которую я считал своей матерью, забеременела.., и сразу потеряла ко мне интерес. Я случайно услышал ее слова, обращенные к сестре: «Как замечательно наконец родить собственного ребенка!» Так я узнал, что я ей не родной.
— Боже! — Эви не знала, что сказать. — Она поняла, что ты обо всем узнал?
— Нет. Я сам себя обманывал и говорил, что ослышался. Но потом ребенок родился, и притворяться оказалось невозможно. Они любили его — и больше не любили меня. — Джастин вздохнул, притягивая Эви к себе поближе. — Я ревновал, начал плохо себя вести, и от этого мне только сильнее доставалось. В конце концов они решили сдать меня в приют. Я умолял их этого не делать, но они были непреклонны.
— Но как же так можно? — У Эви из глаз покатились слезы. — Ужасная история… Неужели они совсем тебя не любили?
— Нет. Я был лишь заменой настоящего ребенка. И когда он появился — я стал не нужен. Но я думал, это моя вина, если они не могут меня полюбить.
— Как можно возлагать такое бремя на детские плечи? — Девушка вспылила. — Таким людям вообще надо запретить иметь детей! И куда они тебя отдали?
— Это заведение называлось «домом», но на самом деле там был обычный приют для сирот. Я ждал изо дня в день, что мама все же приедет, как обещала, и заберет меня обратно, но.., она так и не приехала. Я избил того мальчишку, который насмехался надо мной из-за нее, хотя он был старше и сильнее. Вот так я понял, что в жизни и не может быть по-другому. — Он покачал головой. — В приюте я никого к себе не подпускал. Я боялся привязанностей и очень озлобился. Я ушел оттуда, как только мне исполнилось шестнадцать. И в последний день…
Он неожиданно поднялся с постели, отошел к окну, и Эви заметила, что у него подрагивают плечи. Не выдержав, она тоже встала рядом с ним, с трудом удерживаясь от слез.
25 
