Особенно,... 
11 
Ее глаза, опушенные густыми коричневыми, золотистыми на концах ресницами, были цвета выдержанного дорогого виски, глоток которого сначала обжигает мужское горло, а потом разливается по жилам приятным теплом. Глаза ее были почти того же редкого цвета, что и непослушные волосы, которые, он подозревал, вполне выражали необузданность ее натуры.
Ее нежная кожа покрылась загаром от долгого пребывания на солнце. Изящно вылепленный, немного вздернутый носик покрывала легкая россыпь веснушек. Но больше всего его волновал ее рот. Особенно полная нижняя губа — ни один мужчина не мог бы оставить ее без внимания. Он и не пытался, он во все глаза смотрел на нее, стараясь взглядом устыдить ее за эту вызывающую чувственность рта. К тому же она имела привычку часто облизывать эту соблазнительную губку язычком. Росс ощутил, что внутри у него все сжалось, и опять посмотрел ей в глаза.
Казалось, она нисколько не стыдилась — ни того, кем она была, ни того, что сидела перед ним с обнаженной грудью, открытой его взору, который, он чувствовал, надо бы отвести. Она смотрела на него прямо, смело и изучающе — тем же оценивающим взглядом, каким смотрел на нее он. Ни застенчивого трепета ресниц, ни скромно опущенной головы, ни намека на стыдливость.
Она законченная блудница. Прирожденная. Он слишком много имел с ними дела, чтобы не услышать этого безмолвного призыва ее глаз, не почувствовать, как горяча ее кровь. Она была полной противоположностью его благовоспитанной утонченной жене Виктории. Одного этого уже было достаточно, чтобы ее возненавидеть.
Лидия подумала, что, если немного смягчить хмурое выражение этого лица, оно, наверное, было бы одним из самых красивых лиц, какие она когда-либо видела. И безусловно, самым привлекательным. Когда их глаза встретились в первый раз, у нее ненадолго перехватило дыхание, и она не могла понять, отчего так разволновалась.
Ему явно пора было побриться, он весь зарос черной щетиной. Пышные черные усы курчавились над верхней губой, а нижняя сейчас, когда он сверлил ее своими зелеными глазами, была сурово поджата.
Глаза. Она изучала их. Такие редко встречаются, она никогда раньше ни у кого не видела таких зеленых глаз. Короткие черные ресницы стрелками. Ей захотелось провести по ним пальцем и убедиться, действительно ли они влажные или так только кажется. Брови были сурово нахмурены.
Черные как ночь, без оттенков, волосы курчавились над ушами и над воротником рубашки.
Он казался очень высоким, стоя вот так, нависнув над ней, но она не смотрела на его тело. Мужское тело пугало ее. А тяжелый взгляд, устремленный на нее, этого страха отнюдь не убавлял. Его глаза сузились, словно он собирался ее сурово наказать. За что, она не могла понять. И отвела глаза, стала смотреть на младенца, по-прежнему сосущего грудь.
— Лидия, переложи его на другую сторону, — ласково сказала Ма, каким-то образом втиснувшись полным телом между Лидией и отцом младенца.
— Что? — отрывисто переспросила девушка.
Она боялась этого мужчины. Не так, как боялась Клэнси, но все-таки боялась. Ей казалось, что он заполняет собой все пространство фургона. Она сидела сжавшись и едва дыша — как прежде младенец.
— Сначала кормишь одной грудью, потом другой. И так регулируешь приток молока.
Ма отняла у нее ребенка. Как только его ротик оторвали от соска, он немедленно запищал. А угнездившись на сгибе руки Лидии, не теряя времени, принялся за другую грудь.
И вдруг в фургоне раздался счастливый смех. Откинув голову с копной волос назад, Лидия воркующе смеялась. Ее глаза, в которых отражался свет лампы, искрились, как виски на просвет. Но, случайно встретившись с глазами Росса, тотчас потухли. Он смотрел на нее с нескрываемой враждебностью.
— Пока парень занят делом, я устрою тебе постель, — сказала Ма, ласково улыбаясь Лидии с младенцем.
— Она не останется здесь. Когда он закончит, заберите ее отсюда. — Голос мужчины словно бритвой рассек атмосферу доброты, возникшую в фургоне.
Ма повернулась к Россу, уперев кулаки в мощные бока.
— Может, вы думаете, что он никогда больше не проголодается, мистер Коулмэн? И что вы предлагаете, таскать ее через весь лагерь в ваш фургон каждый раз, когда он захочет есть? Или вы сами будете приносить его к ней? Сдается мне, это будет только лишняя беготня, не говоря уж о том, что младенцу это никак не пойдет на пользу. И потом, я ничего не имею против Лидии в моем фургоне и ничего не имела бы против ее ребенка, останься он жив, но почему я должна держать у себя вашего ребенка, если в вашем фургоне гораздо больше места и гораздо тише и спокойнее, — раздраженно закончила она.
11 
