22 
На рассвете Роман наблюдал за Черити, которая, кутаясь в ветровку, выводила Людвига на утреннюю пробежку. Промокшая, она возвратилась через сорок минут, вошла через заднюю дверь. В ее комнате зазвучала музыка. Она выбрала спокойную и плавную мелодию с множеством вступлений скрипки. Роман испытал сожаление, когда музыка смолкла, и Черити поторопилась спуститься в столовую.
Со своей позиции на втором этаже Роман не мог слышать переполох на кухне, но мог его себе прекрасно представить. Мэй и Долорес будут печь, как только подойдет тесто для вафель или кексов. Черити быстро выпьет чашку кофе и поспешит помочь официантке накрыть столы и написать утреннее меню.
Ее волосы будут влажными, а голос спокойным. И от нее будет пахнуть дождем. Когда вниз спустятся ранние постояльцы, улыбнется и поприветствует каждого, обращаясь по именам. И у людей создастся впечатление, будто они завтракают в доме старого друга.
Это ее самое замечательное умение, подумал Роман, — заставлять незнакомцев чувствовать себя дома.
Могла ли Черити быть такой простой, какой казалась? Какая-то его часть готова была поверить в это, другая же считала это невозможным. Каждый таит что-то — от служащего почты мечтающего о сидячей работе, до генерального директора, представляющего очередную крупную сделку. И она не может быть другой.
Роман не назвал бы их поцелуй легким. Казалось противоречивым, что женщина с настолько спокойными глазами и ровным голосом может взорваться безумной страстью. И тем не менее так оно и было. Вероятно, страсть была такой же частью ее поведения, как и спокойствие.
И это раздражало его. Одно только воспоминание о своей беспомощности приводило его в Ярость. Роман заставил себя размышлять дальше. Если его влекло к той, какой она, похоже, была, то это достаточно резонно. Ведь Роман прожил одинокую и беспокойную жизнь. Хотя он сам выбрал образ жизни и, несомненно, предпочитал именно такой, не было ничего странного в том, что однажды он обнаружил тягу к женщине, которая олицетворяет все то, чего у него никогда не было. И чего он никогда не желал, напомнил себе Роман, прибивая плинтус.
Роман не собирался делать вид, что разобрался в чувствах Черити. Просто ему пора вернуться к работе.
И теперь он будет ждать, пока не закончится утренняя спешка. А когда Черити будет занята у себя в кабинете, он спустится вниз, очарует Мэй и выпросит у нее завтрак. Эта женщина не доверяет ему, с усмешкой подумал Роман. В ее крепком теле не было ни одной доверчивой клеточки. Но Роман был уверен: за исключением Черити, никто лучше Мэй не знал работников гостиницы.
Да, он приложит усилия, чтобы очаровать Мэй. И будет сохранять дистанцию между ним и Черити. До поры до времени.
— Сегодня ты выглядишь изможденной.
Черити подавила зевок, наливая себе вторую чашку кофе. Изможденная — неточное слово, думала Черити. Она была крайне истощена. Ее организм не привык функционировать при трехчасовом сне. И за столь короткий сон стоит поблагодарить Романа, размышляла она, отодвинув в сторону только что заполненную чашку.
— Садись: — Мэй указала на стол. — Я приготовлю тебе яйца.
— У меня нет времени. Я…
— Садись, — повторила Мэй, взмахнув деревянной ложкой. — Тебе нужно топливо.
— Мэй права, — внесла свою лепту Долорес. — Нельзя жить на одном кофеине. Тебе необходимы белки и углеводы. — Она поставила на стол черничный кекс. — Если не вижу, как поглощают мои белки, становлюсь слабой, как овечка. Конечно, врачи не говорят мне, но, думаю, у меня гипергликемический синдром.
— Он называется гипогликемический, — пробормотала Черити.
— Я так и сказала. — Долорес нравилось мудреное словечко, а беспокойство о Черити доставляло столько же удовольствия, сколько и забота о самой себе.— Мэй, ей просто необходимы яйца и поджаренный бекон. Вот что я думаю.
—Я уже готовлю.
Черити опустилась на стул, понимая, что численный перевес на их стороне. Эти две женщины могли препираться целыми днями, но, когда их объединяло общее дело, становились единым целым.
—Я не истощена, — в свою защиту проговорила Черити. — Просто прошлой ночью
плохо спала.
— Лучшее средство — теплая ванна перед сном, — наставляла ее Мэй под шипение бекона. — Но запомни, не горячая, а теплая.
— И со специальной солью. Но никаких масел или пузырьков, — добавила Долорес, ставя перед Черити бокал с соком. — Хорошая старомодная соль для ванной. Ведь верно, Мэй?
22 
