Собственно говоря, Еве следовало настоять на том, что она пойдет сама. Но это было ужасно приятно. Тем более что можно было повернуть голову и уткнуться носом в его шею.
– Сколько времени?
– Второй час ночи. – Рорк отнес ее в спальню, поднялся на возвышение по ступенькам, сел на край кровати и начал баюкать.
– Ты знаешь, о чем я подумал?
Ева прижалась к нему.
– Наверное, о чем-нибудь хорошем?
Рорк засмеялся и погладил ее по голове.
– Когда я вошел в твой кабинет и увидел, что ты спишь, уронив голову на стол, а лицо у тебя бледное и усталое до последней степени, то подумал, что до годовщины нашей свадьбы осталось всего несколько недель. А я до сих пор еще не могу отвести от тебя глаз.
– Значит, у нас все в порядке?
– Да. – Рорк взялся за цепочку и вытянул наружу подаренный им бриллиантовый кулон, который Ева носила под рубашкой. – Ты сердилась на меня за этот подарок, но надеваешь его чаще, чем другие украшения. За исключением обручального кольца.
– Когда ты дарил его, то сказал, что любишь меня. И это меня напугало. Наверно, я ношу этот кулон, потому что больше не сержусь. Но иногда все равно боюсь.
Рорк безошибочно нащупал на ее шее отметину, оставленную ножом, и легонько погладил.
– Любовь – вещь опасная.
Ева повернула голову.
– Тогда почему мы не боимся друг друга?
Ее губ коснулось дыхание мужа, и тут зазвонил стоявший на тумбочке телефон.
– О, черт! – Она поползла по кровати и взяла трубку.
Ева вылетела из лифта и зашагала по коридору реанимационного отделения, в котором стояла мертвая тишина. Она ненавидела больницы еще больше, чем морги. Выложив значок на стойку, она выпалила:
– Кто у вас старший? Мне нужно увидеть Монику Клайн!
– Сейчас у нее доктор Майклс. Если вы немного подождете…
– Это там?
Не успела сестра пискнуть, как Ева ринулась дальше по коридору – туда, где за толстыми стеклянными дверями располагались реанимационные боксы. Она знала, кого искать. Фельдшер, доставлявший жертву в приемный покой, точно описал Монику Клайн.
За одной из дверей лежала женщина, которой можно было дать лет сто пятьдесят. Она была окружена множеством приборов и мало напоминала человеческое существо. «Пристрелите меня и прекратите мои мучения», – подумала Ева.
Молодой мужчина, лежавший во второй палате, был завернут в тонкую прозрачную ткань.
Бледная и неподвижная Моника находилась в третьей палате и выглядела как мертвая. Хмурый врач считывал показания с экрана монитора. Он посмотрел на Еву с досадой. У Майклса было мрачное лицо с тонкой бородкой и усами цвета паприки.
– Вам нечего здесь делать.
– Лейтенант Даллас, нью-йоркская городская полиция. – Ева предъявила значок. – Она моя.
– Ничего подобного, лейтенант. Она моя.
– Она выкарабкается?
– Не могу сказать. Мы делаем все возможное.
– Послушайте, я не хочу, чтобы это повторилось! Две другие женщины попали не в больницу, а прямиком в морг. Фельдшер сказал мне, что у нее сердечный приступ, низкое кровяное давление и осложнения, вызванные сильнейшей передозировкой. Я хочу знать, сумеет ли она выйти из этого состояния и рассказать мне, чьих рук это дело.
– А я не могу вам ответить. У нее острая сердечная недостаточность. Пока что мы не можем определить, до какой степени поврежден мозг. Внутренние органы работают с трудом. Она без сознания. Организм настолько отравлен наркотиками, что я не понимаю, каким чудом она сумела набрать номер 911.
– Но она это сделала. Значит, справится. – Ева с надеждой посмотрела на Монику. – Наркотики были введены в организм без ее ведома. Вы знаете об этом?
– Подтверждения не было, но я слышал сообщения средств массовой информации о двух убийствах.
– Он опоил ее двумя наркотиками, а потом изнасиловал. Мне нужно, чтобы кто-то провел соответствующий анализ.
– Я попрошу одного из ассистентов заняться этим.
– Кроме того, мне нужен представитель полиции, чтобы осмотреть тело и собрать улики.
– Я знаю порядок, – нетерпеливо ответил Майклс. – Вызывайте своего представителя и собирайте ваши улики. Это не мое дело. Мое дело – сохранить ей жизнь.
– А мое дело – схватить сукина сына, который это сделал. Но ее жизнь дорога мне не меньше, чем вам. Вы лично осматривали ее?
Врач открыл было рот, но выражение лица Евы заставило его молча кивнуть.
– Травмы есть? Синяки, укусы, порезы?