Ремингтон приблизился к ней и поцеловал ее в губы. Шелли ответила ему на этот поцелуй — тихий, нежный и страстный. Потом она откинула голову назад и, чуть прищурившись, посмотрела прямо на Кейна:
— Нет, Кейн, ты не прав. Я вовсе не дикая. Я домоседка…
— Да? Знаешь, достаточно только посмотреть на эти стены из стекла, чтобы понять, какая из тебя домоседка…
Она перевела взгляд с распростертого на простынях Кейна на стеклянные стены своей спальни. Они открывали потрясающий вид на крутые заросшие холмы. Да, даже если забыть о последних словах Кейна, всe равно она должна была признать, что не прирученная человеком земля звала, манила ее, и это было больше чем просто слова, мысли, поступки… Этого отрицать она не могла.
Скоро солнце совсем зайдет и на землю опустятся сумерки. И влажное дыхание океана заглушит жаркие дневные ветры, иссушающие землю. И океанская прохлада принесет покой. И жизнь. Принесет на дикую землю, которая кажется пустынной и безлюдной в течение жаркого дня. Прохладный вечер, спускаясь в пропахшие душным солнцем овраги, будет напоен ароматами чапарали. Пугливые большеглазые лани на тонких, изящных ножках выйдут из укрытий и будут неслышно пробираться сквозь густую растительность горного побережья… Непоседы еноты крадучись проберутся к ее дому, чтобы вдоволь напиться прозрачной, чистой воды из искусственного водоема в ее садике, а за ними последуют опоссумы… А может, в гости пожалует и скунс в своей элегантной черно-серебристой шубке…
Конечно, придут и трусливые зайчишки, чуть что прижимающиеся в страхе к земле, боящиеся каждого шороха, каждого незнакомого звука. И будут косить глазами: а нет ли поблизости койотов? Почти неслышных койотов, коричневатыми тенями пробирающихся сквозь густую чапараль…
Это время дня Шелли любила больше всего на свете. Вечерние сумерки. Время, когда солнце и само расслаблялось и переставало изнурять землю жаркими, раскаленными лучами. И давало успокоение. Все вокруг в это время светилось нежным, мистическим светом и манило ее, звало неслышным для других шепотом оставить дом и уйти в горы, ждущие ее. Уйти побродить в тех местах o куда обычно люди не ходят, ..
Кейн не отрываясь смотрел на Шелли, созерцавшую гористый пейзаж за прозрачными стенами спальни. Соглашалась она с ним или нет, считала себя дикой или домоседкой, она была слишком честна, чтобы скрывать свои чувства. Да, она любила дикие, не покоренные человеком места, где обитали звери, а не люди, и где царили ветры, подчиняя себе все живое.
— Ну да, я люблю красивые виды, — заговорила она наконец. — Ну и что же из этого? Их все любят.
— Да, но не забудь, что хороший, красивый, как ты говоришь, вид из окон дома во многом будет зависеть от вкусов его хозяина.
— То есть?
— В этом доме окна выходят не на город, не на его огни и улицы, а на холмистый пейзаж. Шелли пожала плечами:
— Я в любое время могу выйти из дома и увидеть и огни, и улицы.
— Да, конечно, ты можешь. Но больше ты все-таки я любишь природу, чем город.
— Многие любят виды, не загроможденные домами и строениями вообще. Поэтому-то вся недвижимость с видами на океан такая дорогая. Но это ведь не означает, что каждый, кто живет на берегу океана, мечтала бы жить в абсолютной глуши.
Услышав явный вызов в голосе Шелли, Кейн замолчал. Но ненадолго. То, что она пыталась скрыть о себе самой, о своей истинной, глубинной сути, было сейчас слишком важным, чтобы об этом можно было умолчать. Хотя она и хотела этого.
— Возьми хотя бы Джо-Линн. Она закрыла все окна в своем доме занавесками, потому что слишком глупа и поверхностна, чтобы понять, как красив простой морской, а тем более океанский пейзаж, — спокойно произнес Кейн. — Ты же, напротив, выбрала для своего дома стены из стекла, обращенные не на город, а на дикие холмы, и это потому, что тебе просто необходимо видеть что-то простое, неприрученное и непокоренное в этом цивилизованном царстве стекла, бетона и щебенки.
Шелли нетерпеливо вскинула голову, пытаясь перебить его и вставить слово, но он сделал вид, что не понял ее намека, не увидел этого желания.
— В тебе ведь живет дикость, — сказал он. — И ты не можешь это отрицать. Ты не можешь это скрыть. Зачем же вообще пытаться?
Шелли вся напряглась под ласкающими ее тело пальцами Кейна, напряглась и, не отодвигаясь от него, внутренне отстранилась.
Но Кейн тут же почувствовал эту перемену в ней — почувствовал так же явно, как услышал бы изменения в ритме биения собственного сердца. Он посмотрел на нее ясными, спокойными глазами.