– Не может такого быть! – заявляет Джосс. – Ты не хранишь там ни чеков, ни квитанций!
Удивленно сдвигаю брови.
– Где – там?
– В старой сумке, конечно, – с уверенностью говорит Джосс. – Где лежит диплом и прочие документы.
Растерянно моргаю. Порой задумываешься: нужны ли они, столь близкие подруги? Кое-что о моем жилище Джосс известно лучше, чем мне самой.
– С чего ты решила, что бумажка там? – спрашиваю я заметно поникшим голосом. Заглянуть в сумку мне как-то не пришло в голову.
– Что значит «с чего»? – недоуменно спрашивает Джосс. – Ты сама ее туда положила. Что, не помнишь?
– Нет, – признаюсь я. – А ты как запомнила?
– В ту ночь я ночевала у тебя, – говорит Джосс тоном матери, уставшей талдычить ребенку, что зубы надо чистить дважды в день – утром и вечером. – А запомнила очень просто – такие вещи не забываются.
Мне вдруг отчетливо вспоминается минута, когда я клала кремово-розовый листок в старую сумку, и на плечи опускается незримая гора обреченности. Теперь пути назад почти нет. Я практически призналась Джосс, что не отмахнулась от ее бредовой идеи, а целый день только и прикидываю, могу ли изменить свое решение.
– Ким? – зовет Джосс. – Ты чего молчишь? Вспомнила или нет?
– Гм… – Я чешу переносицу, зажмуриваю глаза. Куда деваться – не знаю. Хоть провались сквозь землю! – Нет, не вспомнила. Надо проверить.
– Так иди и проверь, – нетерпеливо просит Джосс.
– Сумка в спальне, а я в гостиной. – Мне страшно не хочется заглядывать в проклятую сумку. Такое ощущение, что в ней моя погибель. И вместе с тем при одной мысли о том, что бумажка сохранилась, возникает убийственное чувство. Как когда смотришь вниз с огромной высоты и знаешь: надо скорей отойти от края, но опасность притягивает и манит и ты продолжаешь смотреть, наслаждаясь головокружительным страхом…
– Ну так сходи в спальню, – говорит Джосс.
– Я в гостиной, – повторяю я. – И звоню не по сотовому. А домашний у меня старинный – с трубкой на проводе. Шнур не настолько длинный, чтобы повсюду таскать за собой аппарат. – Я просто тяну время. Придумываю трудности, которых, по сути, нет.
Джосс цокает языком.
– Подумаешь, проблема! Положи трубку, я подожду. Или перезвони.
– Ладно, – с неохотой соглашаюсь я.
– Только обязательно перезвони!
3
Рассматриваю цифры, написанные рукой этого чокнутого. Не слишком крупные и не мелкие, выведенные, судя по всему, без особого старания. Пытаюсь увидеть в них хоть незначительную подсказку – намек на то, кто он и что ему нужно. Цифры равнодушны, как январские сосульки, и не желают открывать тайн. Начинаю чувствовать себя пленницей – этого номера, Джосс, Колберта. Всего света.
Звонит телефон. Беру трубку не глядя.
– Ну что? – требовательно спрашивает Джосс.
Да, не зря мне кажется, что я попала к ней в плен.
– Что, что! Ты оказалась права.
– Так, значит, ты… – ликующе начинает она.
Я перебиваю ее:
– Я всего лишь пыталась вспомнить, где эта бумажка.
– Не ври, – ласково бормочет Джосс. – Ты еще раз прокрутила в голове мои слова и решила, что попробовать стоит, так?
– Не так, – отрезаю я. – По-твоему, у меня мало других дел и забот?
Джосс пропускает вопрос мимо ушей.
– Не хитри, я определила по твоему голосу, – не унимается она. – Ты осознала, что упускать столь редкую возможность нельзя.
– Прошло бог знает сколько времени!
– Он что, определил сроки? – спрашивает Джосс, прикидываясь удивленной, хоть и прекрасно знает, что Колберт не поставил ни единого условия.
– Нет, – устало отвечаю я.
– Так в чем же проблема?
До чего же она бывает надоедливой! Вот чем плоха всякая долгая дружба: приходится терпеть несчетное количество чужих недостатков, а не только мириться со своими собственными.
– Я ничего не обещаю, Джосс, имей в виду, – как можно более строгим голосом произношу я.
– Хорошо-хорошо! – тотчас отзывается она. – Знаешь, Ким, я очень везучая.
– Чего?
– Везучая говорю. Потому что у меня такая подруга.
Подлизывается! Хочет сделать так, чтобы я возомнила себя полубогом и постаралась держать марку.
– Я серьезно и без какого-либо умысла, – прибавляет Джосс проникновенным голосом.
Как же, без умысла! Криво улыбаюсь.
– Ты ответственная, Ким. Доверять можно только таким.
– Хватит подмазываться! – кричу я, с опозданием вспоминая про Пушика и начиная искать его глазами. – Все равно не поможет.