40 
Сара опустилась на стул и просидела, глядя на экран, минут пятнадцать. Ей хотелось заставить себя прийти в норму, вернуться к делам, но она не могла вспомнить даже названия организации, над сайтом которой трудилась. В голове что-то стучало, как будто били молотом по наковальне, парализуя мозг. В груди скапливалось нечто тягучее, отвратительное и напрочь отшибающее желание жить в обычном ритме.
По прошествии четверти часа Сара медленно поднялась, вышла из кабинета и направилась в противоположный конец коридора, к офису директора.
— Мистер Монктон, простите, но я... ужасно себя чувствую.
Он так и впился проницательным взглядом в ее лицо.
— Это сразу видно. Ты бледная как полотно. Что ж, передай дела Денису и отправляйся лечиться.
— Спасибо. — Сара кивнула и уже было повернулась к двери.
— Постой! — окликнул ее мистер Монктон. — Я сам позвоню Денису и скажу, чтобы он занялся твоим проектом. Ступай домой сейчас же.
Сара опять кивнула.
— Ты на машине? — спросил директор озабоченно.
— Да.
— В таком состоянии садиться за руль опасно. Подожди меня внизу. Минут через десять я поеду кое по каким делам и довезу тебя до дома.
— Спасибо. — Сара попыталась улыбнуться, но губы лишь дрогнули, не слушаясь.
Ее душевное страдание вылилось в настоящий физический недуг. Придя домой и еще раз безрезультатно проверив почту, она добрела до спальни и прямо в одежде — узких черных брюках и персикового цвета рубашке с коротким рукавом — упала на кровать. У нее было такое ощущение, что ее только что как следует поколотили: ноги и руки ныли, стук в голове усилился до невозможности, губы пересохли, а перед глазами мелькали белые точки.
Очень хотелось плакать. Но Сара не находила в себе для этого сил; она с удовольствием забылась бы сном, но сон не шел.
В былые времена спасаться от проблем и переживаний ей помогала работа. Именно благодаря ей Сару не сломили многочисленные выходки Гарольда. Сейчас у нее напрочь отсутствовало желание не только заниматься чем бы то ни было, но и думать о вещах, не касающихся Николаса.
Промучившись так нескончаемо долго, она все же задремала. В ее воображении закружились, сменяя друг друга, то бесконечно прекрасные, то пугающие сцены и образы.
Прозвеневший около семи вечера телефонный звонок напугал ее. Она вскочила с кровати, ничего не понимая. А когда вспомнила, почему находится в спальне и так паршиво себя чувствует, судорожно схватила трубку.
— Алло! Николас?
Никто не ответил.
— Алло!
Из трубки послышался развязный женский смех, заставивший кровь Сары, бешено несущуюся по жилам, вмиг застыть. Через секунду смех прервался щелчком и последовавшими за ним короткими гудками.
Рука Сары похолодела и сильно задрожала. Трубка выпала из пальцев и с грохотом ударилась о ножку столика. Не помня себя от ужаса, Сара осела на пол.
Что все это значит? — набатом застучали в ее голове вопросы, ответы на которые не хотелось находить. У Николаса другая женщина? Зачем ей понадобилось звонить сюда? Поиздеваться надо мной?
Нет, такого не может быть. Произошло какое-то недоразумение, нелепая ошибка. Николас на подобное не способен, она точно знала...
Собравшись с силами, Сара рывком поднялась с пола и на ватных ногах вышла в коридор, оставляя гудящую трубку висеть на шнуре. Ее путь вновь лежал в кабинет, к компьютеру.
Сейчас все прояснится, мысленно твердила она себе, отказываясь верить в пугающую действительность, пытаясь уберечься от окончательного срыва. Он написал мне, наверняка уже написал. Сейчас, сейчас...
Новых писем по-прежнему не было.
Опустошенная, потерянная, убитая, Сара опустилась на стул, легла грудью на письменный стол, не задумываясь о том, что на нем делает ее блокнот, и беззвучно зарыдала.
Гарольд торжествовал. За возможность взглянуть на страдания своих обидчиков он был готов отдать что угодно. Сидеть в столь знаменательный день дома ему не хотелось. Душа жаждала новых впечатлений, сердце трепетало в груди, готовое к очередным подвигам.
Он достал свою изобилующую телефонами и адресами записную книжку и, принявшись перелистывать ее, задумался, с кем наилучшим образом может сегодня поразвлечься. Его взгляд остановился на имени Милдред Браун, тридцатипятилетней актрисы, скандально известной всему городу капризной красавицы, некогда питавшей к нему слабость. Они не виделись больше года.
40 
