Особенно,... 
88 
– Какое это имеет значение? – усмехнулся сыщик, который и выполнял эту неблагодарную работу. – Политики всегда добивались его освобождения. Он был самым ценным для них человеком во время выборов.
То же самое можно сказать и о количестве шрамов – их Истмен тоже не мог сосчитать. У него было по меньшей мере около дюжины ножевых шрамов на щеках и по всему лицу и еще большее количество на других частях тела. Монах хвастался, что в него так часто стреляли, что, когда он встал на весы, пришлось сделать скидку на пули, застрявшие в его теле. Поступив на военную службу в национальную гвардию Нью-Йорка, когда началась Первая мировая война, Истмен разделся для медосмотра, и врачи решили, что имеют дело с ветераном всех битв, начиная со сражения под Геттисбергом. Они спросили его, участвовал ли он в каких-либо войнах.
– О! – воскликнул Истмен, осклабившись. – Я участвовал в куче маленьких войн по всему Нью-Йорку!
За всю его карьеру у Монаха было два десятка кличек, среди которых – Джозеф Моррис, Джозеф Марвин, Эдвард Делани, Уильям Делани, но больше всего он был известен как Эдвард Истмен. Его настоящее имя, по-видимому, было Эдвард Остерман. Он родился в 1873 году в Бруклине в семье еврея, уважаемого владельца ресторана. Отец помог Эдварду, когда тому не было и двадцати, устроиться на работу в зоомагазин на улице Пенн, возле дома родителей. Но парень был неугомонным, и его совсем не устраивало денежное вознаграждение, которое приносил честный труд. Вскоре он бросил работу в магазине и уехал в Нью-Йорк, где взял себе имя Эдвард Истмен и быстро опустился на свой естественный социальный уровень. В середине 1890-х он стал широко известен как вышибала из «Нью-Ирвинга», и люди говорят, что он был еще более жесток, чем Мак-Манус Сделай Их!, который прославился, выступая в том же качестве в «Зале самоубийц» и «Нью-Брайтоне». Истмен приступал к своим обязанностям, имея большой нож в кармане, дубинку в набедренной кобуре и кастеты на обеих руках. Однако в случае крайней необходимости он мог работать очень эффективно даже с пивной бутылкой или куском водосточной трубы, чего ему, конечно, было все-таки маловато. Он был искусным боксером и грозным противником во время драки, хотя его рост не превышал 5 футов и 5 дюймов (164 сантиметра), а вес никогда не был больше 150 фунтов (68 килограммов).
За год Истмен разбил десятки голов и хвастался, что полусотне человек из тех, кого он почтил своим вниманием за первые шесть месяцев работы вышибалой, потребовались после этого услуги хирурга; он избивал людей так часто, что работники скорой помощи шутя называли травматологическое отделение больницы Бельвью «павильоном Истмена». Но Монах всегда был джентльменом и гордился тем, что никогда не ударил женщину дубинкой, как бы она его ни раздражала. Когда приходило время восполнить недостаток манер леди, он лупил ее кулаком в глаз.
– Я только поддал ей немного, – говорил он. – Просто чтобы прибавить немного теней ей под глаз. Но я снял сперва свои кастеты.
Как и следовало ожидать, Истмен стал одним из самых популярных жителей Ист-Сайда, и бесчисленное множество молодых людей стали подражать его манере говорить и ходить; вот так появилась школа хулиганов и скандалистов Монаха Истмена. Они выражали свое восхищение вышибалой через неряшливую внешность, монотонную речь, усыпанную сленгом, и готовность драться с кем угодно в любом месте и в любое время. Практически все они встали под знамя Истмена, когда тот оставил работу в «Нью-Ирвинге» ради карьеры главаря банды. В 1900 году он почувствовал себя достаточно мощным, чтобы объявить о своем владычестве над районом, который вскоре стал принадлежать ему по праву силы. Затем началась его вражда с Полом Келли из «банды Пяти Точек» из-за куска территории между кварталом Бауэри и заведением Ниггера Майка на Пелл-стрит. Не проходило и недели, когда главари банд не посылали бы на спорную территорию отряды, вооруженные дубинками и револьверами, с заданием убить или искалечить любого гангстера противоположной стороны, который им встретится.
Беспощадная война, разгоревшаяся между главарями банд на Чэтэм-сквер, в Бауэри и Чайнатауне, держала обывателей в постоянном страхе, так как не все гангстеры были меткими стрелками и их шальные пули нередко попадали в прохожих или разбивали окна. Время от времени появлялась полиция и театрально демонстрировала свою силу, старательно делая вид, что борется с обеими сторонами; но в основном эти действия были бессмысленны, так как Истмен и Келли имели хорошие связи и были в фаворе у государственных деятелей из «Таммани-Холл». Особенно баловали там Истмена, ведь он приносил немалую пользу во время выборов, когда собирал своих гангстеров и использовал их, чтобы угрожать честным гражданам, которые собирались отдавать голоса согласно своим убеждениям. Когда же Истмен попадался, юристы «Таммани-Холл» поддерживали его в суде, а поручители из «Таммани-Холл» брали на поруки, после чего дело изымалось из расследования и просто ликвидировалось. В промежутках между политическими заказами Истмен занимался обычными гангстерскими делами. Он стал проявлять интерес к публичным домам и казино, получал свою долю прибыли от проституток, которые работали на улицах, находившихся под его контролем; управлял действиями воров-карманников, грабителей складов и жилых домов, предоставлял киллеров тем, кто хотел избавиться от врагов, согласуя оплату со сложностью работы. Иногда Истмен сам возглавлял отборных членов своей банды в налетах на игорные дома, которые процветали по всему Ист-Сайду, а также время от времени принимал участие в драках. «Я не прочь иногда кого-нибудь отлупить, – говорил он. – Это помогает мне не терять сноровку».
88 
