— Лишнее одеяло найдется?
— Найдется.
Тэсс вышла. Бен выругался про себя и застыл, не в силах справиться с обуревавшими его противоречивыми чувствами. Он хотел ее, но не хотел связываться с такими, как она. Его тянуло к ней, но он отталкивал ее. В ней были свежесть и очарование, как в бело-розовых сладостях в витрине кондитерского магазина. Он уже отведал этих сладостей и знал, что некоторые удовольствия приедаются. Даже если бы ей нашлось место в его жизни — а такого не могло быть, — все равно они не пара. Но он снова вспомнил, как она смеялась, прислонившись к подоконнику.
Тэсс принесла одеяло и подушки и принялась стелить ему постель на диване.
— Не похоже, чтобы ты ждала извинений.
— За что?
— За прошлую неделю.
Для себя Тэсс решила не заговаривать на эту тему, но ей было интересно, заговорит ли он.
— А почему я должна ждать извинений?
Он смотрел, как она заправляет края одеяла под матрас.
— Ну, мы же изрядно поспорили. Большинство женщин, с которыми я… которых я знаю, в подобных случаях хотят услышать избитое вроде: «Извините, я вел себя как свинья».
— А ты вел себя?
— Как?
— Как свинья?
Ему пришлось признать, что она весьма тонко переиграла его.
— Нет.
— Ну тогда глупо с твоей стороны извиняться только потому, что того требуют приличия. Ну вот, теперь все в порядке, — произнесла она, взбивая подушку.
— Ладно, черт побери, в последний раз я действительно вел себя как идиот.
— Ты и есть идиот, — Тэсс с улыбкой обернулась к нему, — но в этом нет ничего страшного.
— Однако многое я говорил всерьез.
— Знаю. Я тоже.
«Противоположные стороны, противолежащие углы…» — подумал Бен.
— Так к чему же мы пришли?
Даже если бы она и знала ответ на вопрос, ему все равно не стоило бы говорить об этом. Она постаралась произнести слова чисто по-дружески:
— Почему бы не остановиться на том, что я рада твоему приходу и всему этому… — Она взглядом указала на телефонный аппарат.
— Да забудь ты про эту штуковину. Будет лучше, если я перенесу его куда-нибудь.
— Ты прав. — Она сплела и тут же расплела пальцы. — Стоит начать усиленно думать о чем-нибудь вроде этого, и..
— Ум за разум заходит?
— Если выражаться неточно, то да. — Она подошла к столу и начала убирать чашки, чтобы чем-то занять руки. — Для меня было неожиданностью увидеть тебя сегодня в галерее. Я знаю, Вашингтон — город маленький… — От растерянности и страха все из головы вылетело, но вдруг ее осенило: — А что ты, собственно, здесь делаешь? Ведь у тебя вроде свидание.
— Закончилось. Я сослался на срочное дело. А поскольку я был недалеко от тебя… А у тебя как?
— Что как?
— Я про твое свидание.
— А-а, декан… Я сказала, что у меня болит голова. И это почти правда. Но ты так и не назвал причину своего появления.
Не отвечая на вопрос, он просто пожал плечами, взял с письменного стола пресс-папье — массивный предмет из хрусталя, переливающийся при вращении всеми цветами радуги.
— Выглядит на все сто. Университетский профессор?
— Да. — «Внутренняя дрожь исчезла», — с облегчением отметила Тэсс. — А твоя Трикси? Трикси, я правильно называю ее имя?
— Нет.
— Очаровательная особа. Мне очень понравилась ее татуировка.
— Какая именно?
Тэсс молча подняла брови:
— А как тебе выставка?
— Вообще-то говоря, мне нравится любое претенциозное дерьмо. Вроде твоего профессора, например. Потрясающий костюм. Об изящнейшем галстучке с золотой булавкой я уж не говорю — высший класс. — Бен грохнул пресс-папье об стол с такой силой, что стакан с карандашами подпрыгнул. — Так и хотелось врезать ему как следует.
— Спасибо. — Тэсс лучезарно улыбнулась.
— Не за что. — Допив кофе, он поставил чашку на стол. «Останется след», — подумала Тэсс, но промолчала. — Знаешь, я только о тебе и думал все эти дни. Как тебе это нравится?
На его сердитый взгляд Тэсс ответила улыбкой.
— Люблю одержимость. Это чудесный плен. — Она подошла ближе. Нервничать повода не было, а притворяться — ни к чему. Бен обнял ее за плечи.
— Похоже, тебе кажется все ужасно забавным.
— Похоже. Могу сказать, что скучала, очень скучала по тебе. А теперь, может, скажешь, почему ты, собственно, злишься?
— Не скажу. — Бен прижал Тэсс к груди и почувствовал ее мягкие, податливые губы, отвечающие на его поцелуй. Зашелестело кимоно. Если бы Бен мог уйти, он ушел бы не оглядываясь. Но, подходя к ее двери, он знал, что этого не сделает — уже поздно.