Когда родители ушли, Тейт взяла Мэта за руку.
— Пойдем к Баку.
Может, он действительно немного порозовел, думал Мэтью, стоя у дядиной кровати. Лицо осунувшееся, но ужасающая серость с него исчезла.
— Его шансы увеличиваются с каждым часом, — напомнила Тейт. — Он выдержал операцию и пережил ночь.
— Он крепкий. Видишь этот шрам? — Мэтью провел кончиком пальца по неровному шраму на правом предплечье Бака. — Барракуда. Юкатан. Бак поднялся в лодку и сам заштопал рану. А через час вернулся. У него еще есть отметина на бедре…
— Мэтью… Мэтью, он сжал мою руку.
— Что?!
— Он сжал мою руку. Смотри, кажется, он приходит в себя. Поговори с ним.
Мэтью замер, увидев дрогнувшие пальцы Бака, и перевел взгляд на его лицо. Веки слегка трепетали.
— Черт побери, Бак, я же знаю, что ты меня слышишь. Я не собираюсь болтать сам с собой.
Веки Бака снова затрепетали.
— Дерьмо…
— Дерьмо, — повторила Леит и тихо заплакала. — Мэтью, ты слышал? Он сказал «дерьмо».
— Конечно. — Мэтью сжал руку Бака. — Ну же, старый трус, просыпайся.
— Я не сплю. Господи… — Бак открыл глаза и увидел расплывчатые дрожащие силуэты. Затем его зрение прояснилось, он различил лицо племянника. — Какого черта! Я уж подумал, что помер.
— Значит, нас таких двое.
— Она не схватила тебя, правда? — Бак с трудом выговаривал слова. — Эта гадина не достала тебя?
— Нет. — Чувство вины снова пронзило Мэта. — Нет, она меня не достала. Это была тигровая акула, футов в десять длиной. Мы ее убили. Тейт и я. Теперь ее доедают рыбы.
— Хорошо. — Глаза Бака снова закрылись. — Ненавижу акул.
— Я позову медсестру, — прошептала Тейт.
— Ненавижу, — повторил Бак. — Безобразные гадины. В следующий раз обязательно возьмем петарды. — Он снова открыл глаза и только сейчас заметил аппараты и трубки. И нахмурился. — Это не «Дьявол».
— Да. Ты в больнице.
— Ненавижу больницы. Чертовы доктора. Мальчик, ты же знаешь, что я ненавижу больницы.
— Знаю. — Мэтью попытался преодолеть собственный страх, заметив панику, промелькнувшую в глазах Бака. — Пришлось привезти тебя сюда, Бак. Акула ранила тебя.
— Пара швов…
— Не волнуйся, Бак. Ты не должен волноваться.
Но Бак уже начал вспоминать. В его глазах застыли страх и боль.
— Она меня схватила.
Он вспомнил, как болтался в отвратительной пасти. Вспомнил беспомощность и ужас, вспомнил, как захлебывался собственной кровью. И последнее ясное воспоминание — черные безжалостные глаза акулы.
— Эта сука меня схватила. Что? Что она сделала со мной, мальчик?
— Успокойся. Ты должен успокоиться. — Как можно осторожнее Мэтью удержал Бака. — Если будешь брыкаться, врачи опять тебя вырубят.
— Скажи мне… — Бак вцепился в рубашку племянника, но его хватка была такой слабой, что Мэтью мог бы легко высвободиться, только у него не хватило духу. — Скажи, что эта гадина со мной сделала?
Между ними случалось всякое, но они никогда не лгали друг другу. Мэтью накрыл ладони Бака своими и посмотрел ему прямо в глаза.
— Она отхватила тебе ногу, Бак. Эта гадина отхватила твою ногу.
ГЛАВА 8
— Ты не должен винить себя.
Тейт перестала метаться по коридору и села на банкетку рядом с Мэтью. Прошли сутки с тех пор, как Бак пришел в себя, и чем лучше становился прогноз врачей, тем глубже Мэтью погружался в депрессию.
— Я не вижу никого вокруг, на кого можно было бы переложить вину.
— Иногда некого винить в случившемся. Мэтью… То, что произошло, ужасно, но ты не мог это остановить. Ты не можешь ничего изменить сейчас. Все, что ты можешь, что мы можем сделать, это помочь ему справиться с несчастьем.
— Тейт, он потерял ногу. И каждый раз, когда Бак смотрит на меня, мы оба понимаем, что это должен был быть я.
Эта страшная мысль мучила и ее.
— Глупости. — Устав от уговоров, измученная непрерывной борьбой с собственными страхами, Тейт прислонилась к стене. — Бак измучен, сердит, подавлен. Но он не винит тебя.
— Неужели? — Мэтью поднял на нее полные горечи и скорби глаза.
— Бак тебя не винит, потому что он не такой ограниченный и самодовольный, как ты. Все! Я иду к нему. А ты можешь сидеть здесь и жалеть себя.
Высоко подняв голову, Тейт гордо прошествовала к дверям палаты, но, как только оказалась вне поля зрения Мэта, остановилась, чтобы взять себя в руки и нацепить на лицо веселую улыбку… затем отдернула занавеску.