27 
— По — моему, ты сегодня перестаралась, Сэм. Почему ты не вернулась домой пораньше?
— Да вы что, смеетесь? Я скорее умерла бы! Если тетя Каро с этим справляется, то и я могу… — Саманта уныло взглянула на своего старого мерина и добавила: — Могу ли?
— Мне неприятно тебе об этом напоминать, малышка, но Кэролайн ездит верхом гораздо дольше тебя и занимается этим каждый день. А ты завтра будешь чувствовать себя совершенно разбитой.
— Плевать, что будет завтра! Мне важно то, как я себя сейчас чувствую!
Весь этот разговор велся шепотом в стойле Рыжика. Конь пировал, жадно набросившись на сено, и не обращал на них никакого внимания.
— Ты можешь идти?
— Постараюсь. Не поползу же я по — пластунски.
— Хочешь, я тебя понесу?
— Да я бы с удовольствием, — усмехнулась Саманта. — Но что скажут остальные?
При мысли об этом оба рассмеялись, потом Сэм подняла глаза на Джоша, и вдруг… вдруг они снова вспыхнули. Она только сейчас заметила табличку, на которой было выбито имя…
— Джош! — Саманта вмиг позабыла про все свои мучения. — Это Черный Красавчик, да?
— Да, мэм. — В улыбке Джоша сквозило восхищение как Самантой, так и породистым скакуном. — Вы желаете на него взглянуть?
— Да я готова по гвоздям идти, последние силы отдать, чтобы его увидеть, Джошуа! Отведите меня к нему.
Он взял Саманту под руку и помог ей проковылять по конюшне. Все остальные к тому времени уже ушли, и в помещении звучали только голоса Саманты и Джоша.
Издали казалось, что в стойле пусто, но приблизившись, Саманта заметила, что конь стоит в дальнем углу. Она тихонько свистнула, он медленно подошел к ним и уткнулся носом в ее руку. Саманта в жизни не видела такую красивую лошадь, это было настоящее произведение искусства: черная бархатная шкура, на лбу — белая звезда, на передних ногах белые чулочки. Грива и хвост были такого же иссиня — черного цвета, как и шкура, а большие глаза смотрели ласково. Ноги жеребца отличались удивительным изяществом. При этом конь был прямо‑таки богатырских размеров.
— Боже мой, Джош! Это невероятно!
— Красавец, правда?
— Не то слово! Я таких прекрасных лошадей еще не встречала. — Сэм была потрясена. — Какой у него рост?
— Семнадцать с половиной ладоней, почти восемнадцать, — Джош сказал это с гордостью и удовольствием. Саманта тихонько присвистнула.
— Вот на ком мне хотелось бы прокатиться.
— Ты думаешь, Кэролайн тебе разрешит? Мистеру Кингу не нравится, даже когда она сама на нем ездит. Ведь конь страшно норовистый. Пару раз он чуть не сбросил Кэролайн, а это не так‑то легко сделать. Я не видел другой лошади, которая могла бы сбросить мисс Кэролайн.
Саманта, не отрываясь, смотрела на коня.
— Она сказала, что я смогу на нем покататься. Меня он не сбросит, могу поспорить на что угодно!
— Я бы на вашем месте не рисковал, мисс Тейлор. — Голос, раздавшийся у нее за спиной, принадлежал не Джошу; это был другой, низкий, прокуренный голос, он звучал тихо, но в нем не было ни капли тепла.
Саманта медленно повернулась, и, когда увидела Тейта Джордана, ее глаза вспыхнули.
— Почему это вы на моем месте не рисковали бы? Вы думаете, мне больше подходит Рыжик? — Она вдруг взбеленилась. Усталость, боль и досада сплелись в клубок, и Саманта оказалась уже не в силах совладать со своими эмоциями.
— Не знаю, не знаю. Но эти два коня отличаются как небо и земля, а я еще не видел женщины, которая бы ездила верхом лучше, чем мисс Кэролайн. Так что если уж у нее были неприятности с Черным Красавчиком, то вам придется еще тяжелее, можете не сомневаться.
Вид у него был безумно самоуверенный, и Джош вдруг смутился: ему явно было не по себе из‑за того, что приходится присутствовать при этом «обмене любезностями».
— Ах вот как? Очень интересно, мистер Джордан. Итак, вы еще не видели женщины, которая ездила бы верхом лучше, чем Кэролайн. А значит, с мужчинами ее все‑таки не сравнить?
— Это совершенно разные вещи.
— Не всегда. Могу поспорить, что я управляюсь с этой лошадью гораздо лучше, чем вы.
— С чего это вы решили? — Он сверкнул на нее глазами, однако это продолжалось всего мгновение.
— Я много лет подряд ездила на таких лошадях, — Саманта сказала это просто от злости, потому что ужасно устала, однако Тейта Джордана ее слова не обрадовали и даже не позабавили.
27 
