— Нет, лучше уж я сама. Так мне будет легче настроиться. Я тебе сразу позвоню.
Подхожу к зеркалу и в который раз не узнаю себя. Мгновение любуюсь светловолосой девочкой-мальчиком, что глядит на меня блестящими немного потемневшими глазами. Потом растерянно поправляю короткую прядь, хоть и в коррективах она не нуждается.
— До чего непривычно… — Вопросительно смотрю на отца. — А что, если в самую ответственную минуту я застесняюсь своего вида?
— Застесняешься? — с усмешкой переспрашивает он. — Таким видом можно только гордиться! — Он подходит и чмокает меня в лоб. — О стеснении и думать забудь. Тебя возьмут — у них просто не будет выбора.
Смеюсь.
— Твои слова да богу в уши.
Подъезжаю к студии немного раньше времени и минуту собираюсь с духом. Потом решительно выхожу и уверенной походкой направляюсь к парадному. Удивительно, но в довольно короткой узкой юбке, стильной блузке и на каблуках ходить само собой получается иначе — более женственно и плавно.
У самого входа джентльмен средних лет, спешащий по каким-то делам, внезапно поворачивает голову, смотрит на меня, и его холеное озабоченное лицо вдруг озаряется восхищением. Во мне все ликует. Вхожу внутрь, отбрасывая остатки сомнений, и вполне естественно и счастливо улыбаюсь.
— Доброе утро!
— Доброе утро! — Мне навстречу из-за высокой белой стойки выскальзывает стройная девушка. Мэри, как написано на бедже, приколотом к ее груди. — Вы, наверное, на собеседование. Джессика Уолден, правильно?
— Да, — отвечаю я, машинально поправляя блузку, но ничуть не тушуясь.
Оказывается, это очень придает уверенности — стильная стрижка, маникюр и элегантная одежда. Мне все время казалось, что быть очень заметными по плечу лишь самым смелым из женщин, что на остальных яркий макияж и короткие юбки будут смотреться нелепо. Я ошибалась. Расхаживать на каблуках может любая — главное, чтобы кто-нибудь со стороны вселил в тебя уверенность. Или же я тоже не из робкого десятка? Просто не знала об этом?
— Управляющей еще нет, — произносит Мэри. — Подойдет с минуты на минуту. Присаживайтесь вот сюда, на диванчик. Открою вам секрет, — добавляет она полушепотом, бросая быстрый взгляд на входную дверь. — Ей нужно срочно уехать, у нее родился первый внук, в Лондоне. Дочь не слишком хорошо себя чувствует. Поэтому, если вы ей хоть немного понравитесь, вас примут.
У меня перехватывает дыхание. Пока все складывается как нельзя более удачно. Кто бы мог подумать? Впрочем, праздновать победу рановато. Управляющая еще в глаза меня не видела. Вдруг я совсем не придусь ей по вкусу?
Мэри окидывает меня оценивающим взглядом.
— По-моему, вы то что надо, — шепчет она. — Наша Эванс как раз хотела бы взять сероглазую светленькую и приветливую девочку. — Ее взгляд на секунду задерживается на моей весьма полной груди. — И еще, она не любит тощих. Говорит, что это за женщина, если и посмотреть-то не на что?
Улыбаюсь, чуть больше расправляя плечи.
— В общем, можете надеяться, — по-прежнему тихо тараторит Мэри. — Мой вам совет: держитесь так, будто у вас все отлично и сюда вы пришли забавы ради.
— Гм… — Я озадачиваюсь.
— Ну, например, если она спросит: почему решили устроиться к нам, скажите: я прекрасно лажу с людьми, обожаю все красивое и думаю, что, если стану у вас работать, заживу вообще как в бесконечном празднике. — Мэри пожимает плечами. — Что-нибудь в этом духе. Все поняли?
Едва я успеваю кивнуть, как на пороге появляется дама неопределенного возраста с идеально гладким, будто мраморным, лицом и наблюдательным взглядом серых глаз.
— Здравствуйте! — звонко приветствует ее Мэри, так же быстро и бесшумно, будто скользя по льду, возвращаясь на свое место за стойкой.
— Здравствуй, здравствуй, — отвечает босс, глядя не на нее, а на меня. — Вы, должно быть, ко мне?
Поднимаюсь с диванчика.
— Да. Джессика Уолден.
— Аманда Эванс, — представляется мне она. Мы обмениваемся рукопожатиями. — Идемте в мой кабинет.
Я могла бы, как и обещала, просто позвонить отцу, но телефонного разговора мне мало. Надо видеть его глаза, почувствовать, как ему радостно. Выхожу из студии, сажусь в машину и, поскольку до начала рабочего дня в библиотеке остается еще целых полтора часа, на всех парусах мчу на фабрику к папе.
Его сотрудники знают меня с тех пор, как после маминой гибели я страшно нуждалась в обществе отца. Бывало, я прибегала к нему со школы и, садясь за свободный стол у окна, тихонько делала уроки, потом рисовала, читала или просто мечтала. В детстве я была совсем крохой. Из-за стопок книг и журналов, которые вечно пылились на запасном письменном столе, приходившие к отцу подчиненные меня нередко не замечали.