— Ну, я в любом случае приеду посмотреть Грассленд Мэйнор, — сказала Элизабет Пилкингтон.
Когда они ушли, меня буквально засыпали вопросами. Что надоумило меня выйти одной из дому? Ведь предупреждали, и не раз. Чтоб этого больше не повторилось!
— Не беспокойтесь, — уверила я их. — Не повторится.
— Подумать только, как легко ты отделалась, — причитала матушка. — А ведь что могло случиться. Все равно, такой плащ был, такое платье…
— О, прости меня! Я поступила так глупо… Матушка обняла меня.
— Дитя мое, — сказала она, — пусть это послужит тебе хорошим уроком. Благодари Господа, что вернулась домой целой и невредимой.
— Хорошо, Пилкингтоны привели ее домой, — вставила бабушка.
— Я и так уже была почти дома.
— Тем не менее, — наставительно произнесла бабушка. — Ну разве это ни странно, что они хотят купить Грассленд Мэйнор, и разве не забавно будет, если они купят его?
— Есть в них что-то, что мне не понравилось, — сказала матушка, и вновь необычное выражение появилось у нее на лице, точно вуаль легла на его черты, дабы скрыть истинные чувства, обуревавшие ее.
— Весьма милые люди! — заключила бабушка.
— И к тому же с основательными намерениями приобрести это место, прибавил дед.
— Карлотта показывала им Эндерби-холл, — сказала матушка, — а затем вдруг решила не продавать его. Должно быть, они ей чем-то не понравились?
— Полно, это всего очередная прихоть Карлотты, — возразила бабушка, и Элизабет Пилкингтон тут ни при чем.
— Да, будет интересно, если ты нашла покупателей для Грассленда, Дамарис.
Я тоже подумала, что это было бы интересно. Я даже надеялась, что так оно и случится. А еще я подумала, что довольно приятно будет иметь соседями Пилкингтонов.
* * *
На следующий день явился Мэтью Пилкингтон. Когда он вошел, я была в прихожей и поздоровалась с ним первой. В руке у него был большой букет фиалок.
Он улыбнулся мне. Он был даже очень симпатичный, в общем-то, самый симпатичный мужчина из всех, кого я когда-либо видела. Вероятно, это впечатление сложилось у меня из-за его одежды. На нем были темно-красный бархатный камзол и великолепный жилет. Из кармашка выглядывал накрахмаленный белейший носовой платок. К кисти руки крепилась на ленточке трость. Мэтью носил туфли на высоком каблуке, которые делали его значительно выше и без которых он выглядел бы гораздо грузнее, носки его туфель чуть приподнимались кверху, а это, как я поняла сразу же по приезде в Лондон, было последним «криком» моды. В руке у него была шляпа темно-синего, почти что фиолетового оттенка. По сути, его одежда прекрасно гармонировала с цветами, так что у меня не осталось сомнений, что он выбрал их специально для этой цели. Но как бы то ни было, у фиалок было и другое, особое предназначение.
Я почувствовала, что краснею от удовольствия. Он низко поклонился, взял мою руку и поцеловал ее.
— Вижу, вы уже оправились после того приключения, а я зашел узнать о вашем самочувствии и принес цветы вашей матушке, чтоб она не осталась без подарка, за который вы мужественно заплатили такую цену.
— О, это так великодушно с вашей стороны, — сказала я, взяла букет и уткнулась в него, наслаждаясь ароматом.
— От лучшей лондонской цветочницы, — пояснил Мэтью. — Сегодня утром купил их в Ковент-Гардене, в «Пиацце».
— Матушке будет так приятно… Входите же. — Я пригласила его в маленькую зимнюю гостиную, которая сообщалась с прихожей.
Он оставил шляпу на столике в прихожей и последовал за мной.
— Значит, — начал он, — завтра вы возвращаетесь в провинцию? Очень жаль, моя мама так хотела бы пригласить вас в гости. Она жаждет услышать еще Что-нибудь про тот дом, который, как вы говорили, продается, — Это очень милый дом, — заметила я.
— Раз так, то почему же хозяева от него отказались? Никак не возьму в толк…
— Жена умерла при родах, а муж не может это забыть. Сам он родом с Севера, туда и уехал. Они были нашими большими друзьями и предложили показать их дом тем, кому он приглянется и кто захочет его купить. Ключи у моей бабушки.
— А тот, второй дом?
— Эндерби? Ну, он тоже хорош, но пользуется дурной репутацией, будто заколдованный.
— На маму он произвел большое впечатление.
— Да, но Карлотта, моя сестра, его владелица, решила его не продавать. А ей он перешел от предыдущего владельца, родственника.