6 
Майкл засмеялся, но Анабел даже не улыбнулась. О Боже, насколько Жиль высокомерен! Неужели он живой человек? Неужели никогда не смеется, не плачет, не сердится и не занимается любовью?
Ответ на последний вопрос Анабел получила быстрее, чем ожидала.
Они прошли в зал, который Жиль назвал салоном: огромное помещение, отделанное и меблированное в стиле Людовика XIV. Жиль предложил гостям выпить, но Анабел отказалась. Она полагала, что за обедом подадут местные вина, и не хотела перебивать вкус.
Мужчины последовали ее примеру, и Анабел почувствовала, что Жиль следит за ней с ироническим одобрением.
Этот человек родился не в свое время, подумала она, исподтишка разглядывая его. Почему я никогда не замечала жесткости, высокомерия, властности и аристократизма, сквозящих в каждой его черте, каждом жесте, каждом слове?
Дверь открылась, и мадам Лебон, пряча усмешку, по-французски доложила хозяину:
— Приехала мадам.
Анабел заинтересовалась: кто эта женщина? Видно, хорошо знакома с Жилем, если экономка называет ее просто «мадам».
Жиль не сдвинулся с места. Анабел физически ощутила неодобрение экономки и, поймав на себе ее враждебный взгляд, невольно задумалась, чем заслужила столь сильную неприязнь. Но когда «мадам» вошла в салон, Анабел забыла об экономке. Она никогда не видела более красивой женщины. У незнакомки были пышные рыжие волосы и молочно-белая кожа, а уж фигура… Каждый дюйм этого тела, напоминающего хрупкий фарфор, говорил о благородном происхождении, как, впрочем, и холодная заученная улыбка, которой женщина мимоходом одарила Майкла и Анабел.
— Жиль!
Ее голос был удивительно низким, напоминающим хрипловатое мурлыкание. Незнакомка положила на руку Жиля длинные пальцы с алыми ноготками и подставила пухлые губки для отнюдь не формального поцелуя.
Жиль проигнорировал откровенный призыв и поднес руку женщины к губам, чем немало удивил Анабел. Наверное, постеснялся целоваться при посторонних, сделала вывод она. Впрочем, при его высокомерии…
— Простите, что не оделась соответственно случаю, — промурлыкала незнакомка, жестом показывая на свое цвета морской волны шифоновое платье, в котором безошибочно узнавалась рука знаменитого кутюрье. — Но я только-только вернулась из Парижа. Жиль, так у тебя гости?
Жиль представил их.
— Луиза… Анабел Рейвен и Майкл Роберте. Мадам Бовез. Ее отец Бернар Трувиль мой ближайший сосед, тоже владелец виноградников…
Луиза поджала губы, прищурилась и окинула Анабел столь пристальным взглядом, что девушка поняла: ее просветили словно рентгеном, насквозь, и оценили каждую деталь туалета, включая качество чулок.
— Перестань, дорогой, — поморщилась Луиза. — К чему эти скучные формальности? Мы с тобой отнюдь не просто соседи. Мисс Рейвен, я вижу у вас на пальце обручальное кольцо. Вы с мистером Робертсом собираетесь пожениться? Или я ошибаюсь?
Сначала экономка, а теперь эта женщина! Похоже, все здесь только и мечтают толкнуть меня в объятия Майкла…
— Нет, не собираемся, — лаконично ответила Анабел, не желая пускаться в пространные объяснения.
В словах француженки было что-то чрезвычайно неприятное. Анабел тут же обвинила себя в предвзятости, однако сразу заметила чувственность, скрывавшуюся за элегантной внешностью рыжеволосой красотки. Об этом говорил рот, алчно приоткрывшийся в ту минуту, когда Луиза посмотрела на Жиля. Анабел стало противно. С каким удовольствием она ушла бы! Чем-то Луиза напоминала экзотический цветок, с виду сказочно прекрасный, но… насквозь ядовитый.
Еда, как и предполагала Анабел, была изысканной. К восхитительно сочной, таюшей во рту телятине подали выдержанное красное вино, позволявшее ощущать тонкий вкус жареного мяса, а на десерт — разные сорта сыра, которые подчеркивали изысканный вкус сухого белого вина.
Майкл был искусным рассказчиком, и беседа за обеденным столом текла живо и непринужденно. Лишь Луиза время от времени дулась, словно не могла дождаться, когда наконец останется наедине со своим любовником. А в том, что они любовники, Анабел нисколько не сомневалась. Об этом свидетельствовали постоянное прикосновение пальцев Луизы к руке Жиля и взгляды, без слов говорившие: «Этот мужчина — мой!».
Кофе пили в салоне. Как и обеденный сервиз, кофейный был сделан из тончайшего фарфора: такую посуду, как подозревала Анабел, не купишь в магазине.
6 
