Особенно,... 
6 
И не ограждало от осознания факта, что она продала своё тело человеку, предложившему за него самую высокую цену.
Он не двигался — этот человек, который приобрел ее девственность: греческая статуя, облачённая в сшитые на заказ черный фрак из шёлка и белый жилет, его светлые волосы сияли, словно отлитые из серебра.
Острая боль ножом пронзила её грудь.
Он был так красив, что ей стало мучительно больно на него смотреть.
С колотящимся сердцем в груди и рассеянными мыслями Виктория отвела взгляд.
Она видела его раньше: высокие скулы, резко очерчённые губы, глаза, которые видели самые сокровенные желания…
Ладонь его левой руки с длинными белыми пальцами и отполированными до блеска ногтями покоилась на мраморной поверхности стола. Кусочек белого шёлка касался его мизинца.
У Виктории не было никаких иллюзий в том, что мужчины могли сделать с женщинами. Рука, которая дарила ласки, могла также причинить боль. Покалечить.
Убить.
Она быстро перевела взгляд наверх.
Серебристые глаза ждали, когда она посмотрит на него.
Желудок Виктории сжался.
От голода, сказала она себе.
И знала, что солгала.
Она боялась.
Но не могла позволить себе бояться.
— Вы предложили две тысячи фунтов за мою девственность, — сказала она прямо.
— Я предложил две тысячи фунтов, — безучастно согласился он с невозмутимым взглядом серебристых глаз.
«Но девственность женщины не стоит двух тысячи фунтов», — хотелось закричать Виктории.
Она промолчала.
— У меня нет опыта в этих делах. — Она сжала вязанный шерстяной ридикюль; её безымянный палец скользнул по распущенной изнаночной вязке. — Как вы намерены расплатиться со мной?
— Как вам будет угодно, мадемуазель.
Мадемуазель.
Официант, который провожал её к мужчине, стоящему позади стола с чёрно-мраморной столешницей, называл ее мадемуазель. Он говорил с безошибочно французским акцентом.
Мужчина, который предложил сто пять, а потом одну тысячу фунтов, тоже называл ее мадемуазель. Он говорил с безошибочно английским акцентом.
Как и этот мужчина.
Навязчивая потребность узнать национальность человека, который возьмёт её невинность, охватила Викторию.
Она подавила её.
Проститутки не задавали вопросов своим клиентам. А судя по её поведению этой ночью, она покинула ряды безработных гувернанток и стала проституткой.
Она неторопливо подняла руки и откинула капюшон.
Воздух наполнился электрическими разрядами.
Виктория застыла с приподнятыми руками.
Мизинец мужчины, который до этого касался белого шелка, теперь был полностью скрыт под ним.
Она не видела, чтобы он перемещался, но свидетельства движения были налицо.
— Снимите плащ.
Голос, отдавший приказ, был холодным и резким.
Её пристальный взгляд сосредоточился на нём.
Его лицо и глаза не таили в себе желания.
Последние шесть месяцев научили Викторию, что мужчинам не обязательно испытывать желание к женщине для того, чтобы обладать ею. Некоторые мужчины получали удовольствие от власти, в то время как другие — от боли.
Испарина выступила под её грудями, потом стекая по животу.
А от чего получал удовольствие этот мужчина, — задалась она вопросом, — от власти… или боли?
Почему мужчина — который, безусловно, может заполучить любого, кого ни пожелает, — платит две тысячи фунтов за девственность женщины?
Пристальный серебряный взгляд не дрогнул; длинные, бледные пальцы не отодвинулись от шелковой ткани.
Скоро он прикоснется к ней этими пальцами, подумала Виктория с растущим чувством нереальности происходящего. Он будет мять ее груди и исследовать ее вульву.
Или, возможно, нет.
Возможно, он возьмёт её стоя, прислонив к стене или нагнув над мраморным столом, без предварительных поцелуев. Без нежности. И единственной точкой соприкосновения будут их половые органы.
Женщина внутри Виктории с воплями молила о побеге.
Внутреннее здравомыслие предупреждало, чтобы она никуда не бежала.
Тлеющие угли вспыхнули, подтверждая её решение.
Чтобы ни произошло этой ночью с этим мужчиной, это её выбор.
Она не отступит.
Она неуклюже расстегнула деревянные пуговицы на шерстяном плаще, твёрдо и решительно сжав губы от принятого решения. Ридикюль покачивался. Выпростав левую руку, она перехватила сумочку и скользящим движением спустила плащ с правого плеча. Осторожно повесила изъеденную молью шерстяную ткань на согнутую в локте левую руку, как будто эта одежда имела какую-то ценность.
6 
