– Господи, – пробормотал Чандлер-Смит, тяжело вздыхая. – Вы отняли у меня десять лет жизни. Где Джонстоун?
– Его перебросили по воздуху в Сан-Диего, в военно-морской госпиталь.
– Как он?
– Про таких говорят: родился в рубашке, сэр. Врач зажимал пальцем его бедренную артерию весь путь до госпиталя. Операция длилась три часа, но все сшили как надо.
– Я должен увидеть его. Под каким именем он там?
– Ни под каким. Его принесли без сознания, без удостоверения личности. Его называют пациент Икс.
В госпитале пахло дезинфекцией, плохим кофе и страхом – характерный букет запахов для любого лечебного учреждения. В сопровождении торопливого доктора Чандлер-Смит шагал в конец коридора, где лежал пациент Икс.
– Нам приходится колоть ему наркотик, чтобы успокоить его, – раздраженно сказала доктор. Вынужденная разрешить посетителю свидание с пациентом, она была рассержена до крайности. Но, будучи не просто доктором, а военно-морским офицером, женщина прекрасно понимала, что этот посетитель – большая шишка. – Не задавайте ему никаких вопросов. В вашем распоряжении девяносто секунд, сэр. И ни секундой больше. Скажите спасибо за эти полторы минуты.
Жизнь едва теплилась в пациенте Икс. Трубки росли из его тела, как грибы. Под загаром его кожа была отвратительно бледной. Очень медленно его взгляд сфокусировался.
– Блю? – прохрипел он.
– Да. Что ты с собой сделал?!
– Рейн… – выдохнул он и обессиленно умолк.
Чандлер-Смит взял горячую руку Джонстоуна и вложил в нее золотую монету.
– Вот. Рейн сказала, что она тебе нужна больше, чем ей.
Эта монета была очень хорошо знакома Джонстоуну.
Госпожа Удача. Госпожа Смерть. Он сжал ее в пальцах так крепко, что никакие наркотики не смогли бы расцепить их.
Джонстоун хотел спросить, почему Рейн сама не пришла.
Она так сильно ему нужна, как жизнь. Больше, чем жизнь.
– Она.., здесь?
– Нет.
Разочарование отозвалось в нем сильной болью и увело обратно в наркотическое забытье. Он не слышал, как ушел Блю.
* * *
Рейн ждала, не замечая неслышного бега времени. Темнота ночи наконец сменилась еще одним потрясающим рассветом в южной Калифорнии.
Стук в дверь заставил ее сердце подпрыгнуть. Услышав голос отца, она открыла. Вновь в комнату вошли те же самые двое телохранителей и встали в стороне, пока Чандлер-Смит не перешагнул через порог. Отец жестом отпустил людей и оказался наедине с дочерью. От нетерпения у нее закружилась голова.
– Расскажи мне о Корде Эллиоте, – попросил отец, закрывая дверь за своими людьми.
– Он мой любовник.
Чандлер-Смит заглянул ей в глаза.
– Малышка Рейн, когда ты выросла?
– Давно, папа.
– Я надеюсь, – пробормотал он.
– Ты нашел его?
– Человек, которого ты называешь Корд Эллиот, – один из моих лучших людей. Официально он работает на спецслужбы. Он в той ее части, у которой даже нет никакого названия, никакого бюджета и никакого адреса.
– Ты нашел его?
– Я не нашел человека по имени Корд Эллиот.
Рейн отметила попытку отца уклониться и решила, что любой ценой добьется от него ответа. Вчера ночью он нарушил гораздо больше правил, чем за все годы службы.
Еще одно нарушение ничего не значит.
– Я понимаю, – сказала она. – Спасибо. Верни мне золотую монету удачи.
Глаза отца сузились и превратились в щелки.
– У меня ее нет. Я отдал ее Роберту Джонстоуну.
Разве Корд не упоминал о нем?
Она покачала головой.
– Он похож на тебя, папа. Никаких имен, никаких фактов, ничего…
Ее голос затих, поскольку она поняла: отец увиделся с кем-то, кто знал не только, кто такой Корд, но и где он сейчас. Монета удачи вернулась к Корду, но для нее никакого сообщения нет.
А может, вестью надо считать отсутствие вестей? И его красноречивое молчание говорит само за себя?
И все-таки что же тогда сказал Корд? Какие три слова? Удачи тебе, Рейн? Я люблю тебя? До свидания, Рейн? А потом смешался с толпой, исчез, устремившись к другой опасности…
– Малышка. – Чандлер-Смит погладил дочь по голове. – Не надо. Порой все совсем не так, как кажется.
Она невесело засмеялась.
– Ты прав. Иногда все гораздо хуже. – Рейн быстро и крепко обняла отца и отступила подальше. – Прости меня, папа. Не надо было посылать тебя на поиски моего бывшего любовника, нарушая все правила и нормы.
Чандлер-Смит хотел заговорить, но привычка взяла свое. Если бы Джонстоун хотел, чтобы Рейн знала его истинное имя, он сказал бы ей. Попавший в ловушку между долгом и желанием отца унять боль дочери, Чандлер-Смит наблюдал за Рейн, которая начала кидать свои немногочисленные вещи в чемодан.