Глава 4
— Ни тех и ни других, — ответил Коннор, с неожиданной легкостью высвобождая руки, словно они были связаны не веревкой, а шелковой лентой. Потом он точным движением забрал пистолет из рук остолбеневшей Памелы. — Если вам нужны проститутки, придется самостоятельно поохотиться.
Все еще, не до конца веря в реальность происходящего, Памела с открытым от изумления ртом смотрела на Коннора. Тот, засунув ее пистолет себе за пояс, деликатно прикрыл ей рот, одним пальцем приподняв подбородок.
— Не вини себя, лапочка. Однажды я использовал свое мастерство в развязывании узлов, когда очутился в руках палача, а уж его узлы, можешь мне поверить, были куда крепче твоих.
Памела принялась возмущаться. Она и сама не понимала, почему ее так взбесил хитроумный поступок горца, избежавшего похищения и, более того, сумевшего заманить своих незадачливых похитительниц в самую настоящую ловушку.
— Какой же ты… ты…
— Мерзавец? — подсказал ей кто-то из разбойников.
— Негодяй? — предложил свой вариант другой.
— Сукин сын? — раздался третий голос.
— Все, хватит! — резко оборвал развеселившихся разбойников Коннор. — Юной леди не нужна ваша помощь в подборе хлесткого оскорбления в мой адрес.
— Вот именно! — выпалила Памела, скрестив на груди руки. — Не стоит тратить на это ваши силы и время. Нет такого оскорбления, которое оказалась бы достаточным для него!
Золотозубый великан, продолжавший с жадным вниманием рассматривать сестер, разразился грубым хохотом, от которого затряслись многочисленные огненно-рыжие косички на его голове.
— Ого, да девица-то с характером! Люблю таких, с перчиком! Коннор, даю тебе бутыль виски и кисет отличного табаку за один час наедине с этой лапочкой!
Памела инстинктивно отшатнулась в сторону Коннора, предпочитая уже знакомого злодея незнакомому.
— И что же ты собираешься делать в оставшиеся пятьдесят семь минут, Броуди? — насмешливо поинтересовался Коннор, и все мужчины дружно засмеялись.
— Попрошу всех закрыть рот, держать язык за зубами и убрать пистолеты. Благодарю вас. Девица принадлежит мне, — громко объявил Коннор.
Это смелое заявление заставило разбойников утихомириться, а Памелу — вздрогнуть всем телом. В течение нескольких минут пистолеты были убраны. — А как насчет этой малышки? — не унимался Броуди. — Вне всяких сомнений, ты легко справишься и с двумя, даже со связанными руками, но к чему такая жадность? А, Коннор?
Горец ничего не ответил, и на какое-то мгновение Памеле показалось, что он всерьез размышляет над словами этого кретина Броуди. Сжав кулаки, она приготовилась броситься на первого, кто осмелится хоть пальцем тронуть Софи, — даже если им окажется сам Коннор. Вернее, особенно если это будет Коннор.
— Знаешь что, Броуди, — сказал, наконец, горец, — возьми-ка ты эту малышку, отведи в соседнюю комнату и… налей ей большую чашку горячего чаю, сдобренного щедрой порцией виски, чтобы согреть ей кровь.
В глазах Броуди загорелся лукавый огонек, но Коннор грозно прищурился и жестко предупредил:
— Эта девица — настоящая леди, и я хочу, чтобы с ней обращались с почтением.
Броуди сразу приуныл. Софи смотрела на сестру умоляющим взглядом. Ее васильковые глаза казались просто огромными на белом восковом лице.
— С ней не случится ничего плохого, — тихо проговорил Коннор на ухо Памеле. — Даю слово.
Сама не понимая почему, Памела все же верила этому горцу и ради спокойствия сестры ободряюще улыбнулась ей.
— Он прав, — чуть хрипло произнесла Памела. — Ты совсем замерзла. Почему бы тебе, не пойти выпить горячего чаю?
— А как же ты? — встревожено спросила Софи, бросая на Коннора испуганный взгляд.
Памела ожидала, что он и о ней скажет, что она леди и требует к себе должного уважения, но горец молчал, и девушке пришлось первой нарушить затянувшееся молчание:
— Не волнуйся за меня. Мы с мистером… мистером…
— Кинкейдом, — подсказал ей Коннор.
— Мы с мистером Кинкейдом сможем обсудить наши дела наедине.
Один из разбойников произнес намеренно громким, театральным шепотом:
— Эта лапочка будет две недели ходить на полусогнутых после обсуждения дел наедине с нашим Коннором!
Остальные захихикали, а Памела смущенно опустила голову, готовая от стыда провалиться сквозь землю.