50 
— Лоуренс…
Услышав свое имя, он повернулся к ней, мучительно ожидая продолжения.
— Пожалуйста, останься.
Эти два слова решили его судьбу. Дрожа как осиновый лист, он приблизился к Дебре и обнял ее.
— Если это все снится мне, то я не хочу просыпаться, — прошептал он, прижимая ее к себе. — Я не заслуживаю такой милости. Обещаю, что найду способ доказать тебе… Я не вправе просить тебя любить меня, но…
— Если бы я не любила тебя, то никогда бы не решилась попросить тебя остаться, — прервала она. — Хотя я всячески сопротивлялась своему чувству к тебе, мне пришлось уступить.
— А если я скажу, что рад этому, ты возненавидишь меня?
Лоуренс наклонился к ее губам, но она увернулась и выскользнула из его объятий.
— Ты, наверное, голоден. Дорога сюда длинная. Я приготовлю что-нибудь поесть.
Неужели это все происходит с ней: нервная пустая болтовня, страх перед его прикосновениями? Что же случилось? Она любила его, но вместе с тем смущалась и боялась. Неужели потеряла доверие к нему навсегда? Лоуренс беззвучно отпустил ее, но она успела заметить боль в его глазах.
Он послушно согласился с ней, сказав, что охотно что-нибудь съел бы. Потом помог с готовкой, а когда поели, вместе убирали со стола и мыли посуду.
Позвонила Ванесса и извинилась за подстроенную ею встречу. И Дебра, и Лоуренс поговорили с ней. Потом в гостиной воцарилась пугающая тишина. Несмотря на то что в комнате было тепло, Дебру бил озноб, Лоуренс больше не предпринимал попыток обнять ее, а стал рассказывать о себе и своем детстве, обнажая перед ней все самые неприглядные моменты далекого прошлого. Слово за слово, и она, разоткровенничавшись, поведала ему о тете Агате. Теперь Дебра говорила о ней не как о сдержанной и скупой на ласки старой деве, а как об одинокой женщине с трагической в чем-то судьбой. Всю свою жизнь она посвятила воспитанию маленькой девочки, которую нежно любила, боясь показать это. Она потчевала ребенка нравоучениями и строгими моральными принципами, но Дебра ни на минуту не сомневалась, что тетя Агата и сейчас любит ее до самозабвения.
— Я хочу, чтобы мы поженились, — вдруг сказал Лоуренс. — Мы просто созданы друг для друга, ты и я.
Дебра не возражала, она была согласна. Ее охватило чувство приятной безмятежности. Она наклонилась к камину, поправляя в огне полено, и непослушная прядь упала ей на лоб. Лоуренс протянул руку, чтобы поправить ее волосы, но она резко отпрянула назад. Его лицо страдальчески исказилось.
— Что с тобой, Дебра? Тебе неприятны мои прикосновения? — с замиранием сердца спросил он.
— Нет, не это, — запинаясь, произнесла она. — Я не могу объяснить… Я люблю тебя, но в глубине души боюсь…
— Меня?
— Тех чувств, которые овладели мной, когда ты покинул меня… и когда сказал мне, что я безразлична тебе.
Он мучительно застонал и съежился, будто его ударили. Дебре захотелось прижаться к нему, но что-то остановило ее.
— Я знаю, что больно обидел тебя. Что мне сделать, чтобы искупить свою вину?
— Не знаю, — тихо и неуверенно ответила она.
— Тебе надо время, — мягко сказал он. — Я не осуждаю тебя за то, что ты не веришь мне. На твоем месте… Может, мне лучше уйти и поискать ночлег где-нибудь в деревне?
Его покорность и смирение успокоили Дебру: она боялась, что Лоуренс захочет немедленной интимной близости. Ей и хотелось этого, и вместе с тем она чувствовала, что еще не готова… Но в любом случае она не желала, чтобы он уехал.
— Прошу тебя, останься, — прошептала она. — Я постелю тебе в той комнате, где ты спал тогда.
* * *
Вечер прошел за спокойной беседой и воспоминаниями, и его мирное течение было нарушено лишь раз, когда Лоуренс, на секунду забыв про настороженность и опасения Дебры, чуть было не коснулся ее руки, но, вовремя спохватившись, отдернул свою руку.
Она с трудом открывала отяжелевшие веки и героически боролась со сном: было уже очень поздно.
— Ты устала, и тебе пора спать, — произнес Лоуренс и, горько усмехнувшись, добавил: — Не бойся, я не стану принуждать тебя к близости. Мне нужна ты вся, цельный, чистый и сильный духом человек, а не только соблазнительная, прекрасная женщина, согласная разделить со мной ложе.
Дебра поспешила заверить его, что вовсе и не думала ни о каком принуждении с его стороны. И действительно: она страшилась прежде всего собственных чувств и желаний, делавших ее беззащитной и уязвимой.
50 
