2 
Нетерпимая к несправедливости, Лотти взяла Гарриет под свою защиту, а та, в свою очередь, несмотря на всю свою застенчивость, стала поддерживать Лотти во всех ее проделках, нисколько не задумываясь о возможных последствиях.
– Я только что слышала, о чем шептались горничные, – сказала Гарриет, хватая Лотти за руку. – Ты ни за что не догадаешься, кто со вчерашнего вечера живет в том доме напротив прямо под носом у твоей тетушки.
Лотти выглянула в раскрытое окно. Дом, стоящий напротив и отделенный от особняка тетушки Дианы лишь каменной стеной, был едва различим в наступивших сумерках.
– И гадать не буду, – ответила Лотти. – Там тихо, как в могиле. Я здесь с четверга, но не видела в том доме ни одной живой души.
Гарриет открыла рот.
– Подожди! – остановила ее Лотти, вскидывая раскрытую ладонь. – Это неважно. Я ничего не желаю знать. Мне совсем не хочется, чтобы Лаура обвинила меня в том, что я сую нос в чужие дела.
– Ты не суешь нос в чужие дела, – возразила Гарриет, моргая сквозь очки, делавшие ее похожей на сову. – Ведь ты же писательница, и тебе необходимо знать жизнь. Вот почему я просто должна сказать, что…
Но Лотти опять не дала ей договорить.
– А ты знаешь, кого попросил пригласить на сегодняшний вечер Стерлинг? Мисс Агату Тервиллиджер.
– Как, ужасную Тервиллиджер? – побледнела Гарриет.
– Ее самую, – кивнула Лотти.
Агата Тервиллиджер была учительницей в школе миссис Литтлтон. От нее доставалось всем, и в первую очередь Лотти за ее «несдержанный нрав» и «возмутительные проказы». Смягчить эту старую деву не смогло даже вмешательство обаятельного и влиятельного опекуна Лотти, герцога Девонбрука. Она до самого конца придиралась буквально к каждому слову своей ученицы. Стоит ли говорить, что по окончании школы они с Лотти расстались злейшими врагами?
– Стерлинг хочет доказать мисс Тервиллиджер, что я теперь уже не та ужасная маленькая ведьма, которая завязывала узлами пальцы на ее перчатках и приводила ей в спальню пони. И поэтому, когда эта старая карга… – тут Лотти поморщилась и продолжила с вымученной улыбкой: – Эта милая, добрая женщина придет сюда, она должна увидеть перед собой воспитанную молодую леди, которую не стыдно показать в любом обществе. Леди, которая стала такой благодаря школе и своим мудрым учителям. Аминь.
– Но даже самым добродетельным леди бывает интересно, когда рядом с ними вдруг появляется какая-нибудь скандально известная личность, – заторопилась Гарриет. – Поэтому ты просто должна знать, кто живет сейчас в том доме. Это же…
Лотти поспешно зажала уши ладонями и принялась громко напевать, но, к сожалению, не расслышать слов Гарриет ей не удалось.
– Нет! – воскликнула Лотти, медленно опуская руки. – Не может быть! Сам Кровавый Маркиз?
Гарриет энергично кивнула, и ее мягкие каштановые локоны качнулись, словно шелковые уши спаниеля.
– Он самый, – прошептала она. – И горничные клятвенно утверждали, что это его последняя ночь в Лондоне. Завтра на заре он должен уехать в Корнуолл.
Лотти нервно заходила по гостиной, устланной толстым абиссинским ковром.
– Завтра на заре? – переспросила она. – Значит, сегодня у меня есть последний шанс самой увидеть его. Ах, почему я не знала об этом раньше? Я могла бы забраться на дерево, которое растет прямо здесь, под окном, и перебраться через стену во двор Кровавого Маркиза. Что может быть легче?
– А что, если он тебя заметит? – ужаснулась Гарриет.
– Мне нечего бояться, – с излишней уверенностью ответила Лотти. – Насколько я помню, он убивает только тех, кого любит.
Она подошла к своему дорожному чемодану и принялась рыться в нем, выбрасывая на пол старые перчатки, шелковые чулки и расписные веера, пока не нашла то, что искала, – театральный бинокль.
– Я не сделаю ничего дурного, если просто взгляну, правда? – спросила она и, не дожидаясь ответа, бросилась к окну.
Гарриет поспешила следом, путаясь в своих широких юбках. Облокотившись о подоконник, Лотти высунулась наружу, приставив к глазам бинокль и благодаря природу за то, что зеленые листья на деревьях еще не успели распуститься и не мешали ей смотреть.
Каменная стена разделяла не просто два дома, она разделяла два совершенно разных мира. Если дом тетушки Дианы был полон жизни, то за стеной царила мертвая тишина, которую не нарушали ни шаги слуг, ни голоса, ни детский смех, ни лай дворовых собак. Все окна в доме напротив оставались темными даже в наступивших сумерках.
2 
