Последние отзывы

  24  

— Ты простил за ваш развод ее, — мудро заключила Джинджер, — но не думаю, что ты простил себя.

Мартин смутился. Ее простые и точные слова вновь заставили его вспомнить о причинах неудачи его прошлого брака.

— По крайней мере, у нас нет детей.

— Вы не хотели их? — спросила Джинджер.

— Но ты тоже не хотела детей, — мгновенно парировал он.

— Себастьян и я… Мы были настолько молоды, но позже, уже после его гибели, я неистово хотела иметь ребенка и иногда даже теперь… — Она грустно улыбнулась. — Да, конечно. У меня есть крестница, Мэгги. Она живет здесь, в Эксетере. — Джинджер запнулась. — Ну, извини, ты, разумеется, об этом знаешь.

— Угу… — Мартин преднамеренно отвечал уклончиво, но его мозг уже давно просил пощады.

Боже, если у Джинджер есть родственники, как ему вести себя с ними? Ведь в этом случае вранье грозит обрушиться настоящей лавиной.

— Надеюсь, что она и Венди смогут обеспечить процветание их магазина, — серьезно продолжила Джинджер. — Они обе теперь в поездке по делам нашей фирмы. Я тоже хотела помочь им… Подожди, когда это случилось?

— Не волнуйся и не пытайся вспоминать. Все должно происходить естественно, — перебил ее Мартин, ощущая, что краснеет, словно мальчишка, уличенный во лжи.

И все-таки, сколько слов о крестнице, подругах, бывшем муже, наконец. И ни намека на Стивена Бакстера? Почему?

— Но что-то ты ведь можешь напомнить мне о моем прошлом?!

— Да, я знаю, что у тебя очень напряженная жизнь, — согласился он, улыбаясь и гладя ее по волосам. Джинджер нахмурилась.

— В самом деле? — Она скроила недовольную гримаску. — О, Марти, я не знаю, не помню. — В ее голосе послышались нотки отчаяния. — Когда мистер Бартон спросил меня о последнем моем твердом воспоминании, я смогла вспомнить только события, случившиеся много месяцев назад. Это было за неделю до Дня святого Патрика, когда я ездила в Пул. Мэгги тогда угостила меня великолепным ужином. — Ее взгляд затуманился, а голос задрожал. Мартин инстинктивно напрягся, думая, что она сейчас упадет в обморок. Но, заметив его тревогу, Джинджер сделала успокаивающий жест. — А что было дальше, Марти… Мысли путаются… Моя голова… Дальше ничего не помню.

— Тогда не думай об этом. — Мартин уже не на шутку волновался за нее.

— Не думать? А что прикажешь мне делать вместо этого? Спать? Петь? Собирать цветочки на поляне?

Мартину не понравился тон ее последней фразы, и он не нашел ничего лучшего, как крепко поцеловать ее. Он уже убедился, что это лучшее средство успокоить ее эмоционально и психически.

К тому же от гнева глаза Джинджер так замечательно потемнели, а щеки — разгорелись! Он провел рукой по ее волосам, рукам, груди, и плечи Джинджер расслабились, а груди напрягались. Его собственное тело уже давно пробудилось и горело нетерпением.

Закрыв глаза, он прислушался к дробному стуку своего сердца. Еще немного — и железный занавес самообладания падет под натиском эмоций.

На сей раз он знал точно, как касаться ее, чтобы завести. Он нежно целовал ее шею, тонкую, голубоватую кожу за ушком. Чтобы ободрить ее, он перемежал поцелуи с мягким, чувственным шепотом похвалы и любви. Джинджер вела себя немного робко, словно юная девушка.

— Я не могу вспомнить, что тебе нравится больше, — сказала она и прикрыла веки.

— Я люблю все, что ты делаешь, люблю, как ты гладишь меня и целуешь. — Мартин говорил тихо, страстно, с той журчащей интонацией, которая заставляет слушать голос, даже не особо вникая в смысл слов.

Джинджер подвинулась к нему ближе, подставляя под его ласки самые чувствительные части тела. Мартин ощутил легкое головокружение, предвкушая неминуемую близость. Груди Джинджер с неестественно темными, затвердевшими сосками сейчас представлялись ему целым миром, напоминая земной шар, расколовшийся на две части — на правую, которую быстрыми и короткими ласками жалил его язык, и на левую, которую сжимали его нетерпеливые пальцы.

— Иди ко мне, — ласково пророкотал он. — Кто еще на этом свете может сравниться с тобой? Детка… Никого я не люблю, как тебя. И никто мне не нужен, ни одна женщина, только ты, моя прелесть.

В ответ Джинджер взяла его руку и зажала пальцы между ног так, чтобы он ладонью мог гладить нежный треугольник волос, который сводил его с ума. Если ее груди ошалевший от желания мозг рисовал ему расколовшейся надвое Землей, то там, где оказалась сейчас его рука, раскрывалась темная жаждущая бездна, от одной мысли о которой Мартину становилось и душно и холодно одновременно. Тяга к Джинджер, наркотическая зависимость от запаха, источаемого ее телом, пугала Мартина и в тоже время будоражила его до состояния безудержного полета, как всякое опьянение, как всякий наркотик.

  24