— Я думал, ты и сама это знаешь, — ухмыльнулся он. — Ведь ты уже все разложила по полочкам. Извини, что лишаю тебя удовольствия, но больше я не играю в эту игру.
— А было ли игрой то, что ты приехал повидать меня в Кингстоне?
— Нет, — ответил он коротко. — То была ошибка.
Этот ответ потряс ее, и она замолчала. Отойдя к окну, Итан раздвинул портьеры и тут же снова их резко задернул. Потом повернулся к ней, держа руки в карманах.
— Почему это было ошибкой? — спросила она.
— Ты сама отлично знаешь, черт побери. Потому что в конце концов ты сама устала от того, что все время заставляла меня расплачиваться за прошлое, устала и отослала меня прочь. Это было не то, на что я рассчитывал. Но если ты приехала лишь потому, что решила, будто я еще не очень настрадался, ты сильно ошибаешься.
— Я приехала сюда, — сказала она тихо, — потому что люблю тебя, Итан.
Его реакция была такой, какой она не ожидала. Он закрыл глаза и застыл на месте.
Эбигейл шагнула к нему, протягивая руки, но он открыл глаза и произнес:
— Ради Бога, не надо!
Изумленная и испуганная, она прошептала:
— Ты не хочешь меня?
И ей нельзя было винить его за это. После всех мучений, которым его подвергала, ясно было, что его любовь к ней угасла.
— Из… извини. Я не могу уже рассчитывать, что ты поверишь мне, — упавшим голосом пробормотала она.
— Да, это так, — бросил он резко.
Эбигейл похолодела. Она чувствовала себя так, будто сердце ее обратилось в холодный камень.
— Из этого ничего не выйдет, — сказал он, точно с трудом выталкивая из себя слова. — Ты всегда будешь смотреть на меня как на человека, который виноват в гибели твоей сестры. Это будет отравлять тебе жизнь, вызывать чувство вины за то, что ты со мной, что любишь меня. И ты начнешь изводить нас обоих, портить наши отношения, отравлять их своим чувством вины. В конце концов от них ничего не останется. Я этого не хочу, Эбигейл. Пускай уж ты останешься в моей памяти очаровательной женщиной, которая немножко любила меня, хотя и не хотела простить.
Первым ее побуждением было все отрицать, сказать ему, что он ошибается, что она все теперь знает и совсем иначе относится к нему. Но сначала им нужно до конца выяснить отношения, иначе он и впредь будет опасаться, что она снова перестанет ему доверять.
— Ну что ж, — сказала она ровным голосом, хотя это и далось ей нелегко. — Если ты не хочешь заняться со мной любовью, то, может быть, ты расскажешь мне, по крайней мере, что на самом деле случилось между тобой и Ванессой?
— Нет, — сказал он глухим безжизненным голосом. — Ничего из этого не выйдет. — И, вынув руки из карманов, Итан подошел к ней. — Где ты остановилась? Я отвезу тебя.
Но Эбигейл стояла на своем.
— Я надеялась остаться здесь, с тобой. Почему же из этого ничего не выйдет? — требовательно спросила она.
— Здесь? Это невозможно.
Пропустив его слова мимо ушей, она повторила:
— Почему из этого ничего не выйдет? Ты думаешь, я тебе не поверю?
— Это весьма вероятно, — изрек он сардонически.
Раньше так и было. Но это не было единственным его резоном. Глядя на него, она поняла, что на самом деле его удерживает, и произнесла мягко:
— Ты не хочешь причинить мне боль, не так ли? Ты не хочешь омрачить мои воспоминания о Ванессе?
Итан молча смотрел на нее, и по выражению его лица она могла догадаться о борьбе, происходившей в его душе, — между надеждой и решимостью не лишать ее иллюзий, которые имелись у нее относительно сестры.
— Ты и так многое потеряла, — сказал он наконец. — Я не могу лишать тебя еще и этого.
Эбигейл покачала головой.
— Нет, если альтернативой этому будет лишиться единственного мужчины, которого я когда-то любила…
Плечи у него поникли. С трудом он выговорил:
— О Боже, Эбби! Перестань меня терзать!
— Да, это так, — сказала она и протянула к нему руки.
Он глубоко вздохнул, и его руки приняли ее в свои объятия, а губы прильнули к ее виску, к ее волосам, пока она быстро шептала ему:
— Я встретилась с Мелом, говорила с ним. Да, Ванесса была прекрасна, и я буду чтить ее память, но ангелом или святой она не была.
Она причиняла людям боль, даже сама того не желая. Так же, как и я тебе. Ах, Итан, я все представляла себе не так. Она говорила, что ты был ее ровесником, и я думала, что тебе около двадцати пяти, когда… когда это случилось. Но ты ведь был почти мальчишкой. Ах, милый, если ты сожмешь меня еще сильнее, я задохнусь.