— Размечтался. — Хелен хотелось уничтожить мужа, в душе она признавала его правоту. — Я живу с тобой ради Николаса. Кстати, шрам в паху у меня не от аппендицита, а из-за несчастного случая. Поэтому, если ты тешишь себя иллюзиями о моей беременности, забудь. Я не могу иметь детей.
Его реакция оказалась неожиданной: он ласково погладил шрам рукой.
— Биологический ребенок для меня ничего не значит. — Его глаза загадочно сверкнули. — У нас есть Николас. Повторяю, роман между мной и Луизой закончен, ей хорошо заплатили за ее дружбу.
Господи, да он настоящий дьявол. Как можно играть чувствами других?
Хелен вдруг стало жалко эту несчастную француженку.
— Твоя первая жена закрывала глаза на твои похождения налево? Или Тина никогда не знала, что ты ведешь двойную жизнь? Ты лгал ей, как лгал мне, когда говорил о своей верности? — задыхалась от возмущения Хелен.
— Я никогда не лгал ни тебе, ни Тине. Хотя ей было наплевать, — он зло усмехнулся. — Тина была сама себе голова. Мне исполнилось двадцать три, когда мы встретились и поженились. Без штампа она не пускала меня в свою постель.
А еще ты женился на ней ради отцовского банка, как говорила Делия, подумала Хелен.
— Слияние банков было выгодно скорее ее отцу, чем нам. — Он словно услышал ее мысли. — Мы основывали филиалы в Америке. Я трудился как раб на плантации, чтобы обеспечить прибыль. Я всегда был ей верен, пока она была верна мне. — Он окинул жену насмешливым взглядом. — Я не был ни первым, ни последним ее любовником.
Губы Хелен недоверчиво дрогнули.
— Когда ты впервые увидела Тину, мы были женаты семь лет и у нее уже сменилось три любовника, — мрачно продолжил Леон. — Такис, грязное животное, был одним из них. Адюльтер — не прерогатива мужчин. Мы сохраняли брак главным образом ради наших отцов, они крепко дружили.
Глаза Хелен расширились от изумления. Тина не хранила ему верность? Если у ног женщины такой великолепный мужчина, как Леон, зачем ей другой?
Она внимательно вгляделась в мужа: лоб в морщинах, потухший взгляд, опустившиеся плечи, казалось, властному и решительному Леону требовалось участие.
Нет, Леону ничего не нужно. И она сама не знает, во что верить. Если бы у нее хватило здравого смысла собрать чемоданы и уехать...
— Мне очень жаль.
— Твое сочувствие ничего не меняет. Главное — не наши чувства, а ребенок.
Он прав. Она выходила замуж за Леона не из-за его характера или физического влечения, поэтому мечты о любящем и верном муже можно забыть.
— Если не возражаешь, пойду приму душ.
— Ласково попроси меня, и я к тебе присоединюсь, — печально пошутил он.
— Скорее ад замерзнет. — Хелен гордо удалилась в ванную.
Утром, едва открыв глаза, она почувствовала, что его рядом нет, он выполнил обещание: ни разу за ночь не прикоснулся к ней, даже забыл о привычном утреннем поцелуе.
День прошел мирно.
Ночью в кровати он пожелал ей спокойной ночи, отвернулся к стене и уснул. Она ворочалась с боку на бок, рассуждая, почему завял, еще не распустившись, бутон их любви.
На следующий день на маленьком частном самолете они вылетели на остров. Наступали пасхальные каникулы.
Глава 11
— Я должен отбыть сегодня на материк, сказал Леон за завтраком.
Хелен перевела на него холодный, равнодушный взгляд, и ему захотелось встряхнуть ее, зацеловать, заставить снова стать страстной и чувственной, но гордость не позволяла ему пойти на попятную и первому вымаливать любовь.
Он видел, как горят желанием ее глаза, когда она смотрит на него и прячет свою страсть за ленивым взмахом ресниц. Трудно сказать, кого она боялась больше: себя или его?
Хелен с радостью вытянулась на полотенце. Слава богу, он уехал.
Утром они с Николасом посетили бухту, ловили рыбу и обедали в местном кафе. Затем медленно вернулись к вилле, чуть вздремнули и в три часа оказались на пляже.
— Когда папа вернется? — спросил Николас, возводя песчаный замок у ее ног. — Я хочу, чтобы он научил меня плавать.
— Я могу это сделать. — Хелен резко встала и отбросила в сторону шляпу. — Женщины так же хорошо плавают, как и мужчины. Не хочу, чтобы ты рос шовинистом.
— А кто такой шовирист... швинист?..
— Да, кто такой шовинист? — выкрикнул веселый голос.
Хелен обернулась, и ее глаза радостно округлились.